О-О

А он – разве мало стараний он приложил? Изо всех сил тянулся вслед за успешными братьями – лишь бы рядом, лишь бы не отстать, не оставить, не бросить на произвол судьбы. Они в старшие классы – отличниками, спортсменами, гордостью школы, и Яки туда же. Троечником, увальнем, всеобщим посмешищем, но – туда же, в ту же самую школу. Они в «Голани» – в разведроту, в спецназ, на офицерские курсы – повсюду лучшие, повсюду впереди… И Яки за ними – последним, одышливым, нелепым балластом… Отбор в бригаду был тяжкий, с трудом удалось пройти, не отсеяться. Да и отсеяли бы, если б не выдающиеся братья – о них в бригаде помнили и не захотели ломать традицию.

И Яки Шаашуа отплатил добром за добро. Ведь что такое бригада «Голани»? Вольная вольница, казачество Цахала, пристанище самых отчаянных сорвиголов. Ни в какой части нет такого количества бунтов, стольких недель, проведенных в военной тюрьме – знаменитой Шестерке. Отделение, в котором начал свою службу Яки, не было исключением. Гремучая смесь из вечно настороженных, заряженных на отпор «русских» парней и приблатненной шпаны из бандитских сефардских районов. При всей внешней несхожести и те, и другие одинаково чувствовали себя аутсайдерами, а потому быстро нашли общий язык в непримиримой ненависти к палачу-сержанту, садисту-взводному и мачехе-дисциплине.

Только Яки спас отделение от расформирования. Не отличаясь ни меткостью, ни выносливостью, ни каким-либо другим воинским талантом, он интуитивно нашел себе правильную роль в буйной ораве голанчиков: нечто вроде занудного дядюшки, который умеет вовремя подсунуть простой вопрос «а что дальше?» – вопрос, который, при всей своей простоте, частенько оказывается спасительным ведром холодной воды, заливающим уже разгоревшийся было пожар безрассудного бунта. Ведром воды, огнетушителем или – да-да! – бедоотводом.

Неудивительно, что в отделении Яки слыл безнадежным трусом. Товарищи поглядывали на него со снисходительным презрением, но берегли, понимая – в отличие от братьев – жизненно необходимую пользу бедоотводов. Человека в нем видел разве что Слава Слуцкер – первый и единственный якин друг. Если Яки практиковал рассудительность вынужденно, то Славе, спокойному рукастому парню из Реховота, она досталась от рождения как главное свойство характера. Поэтому он сразу оценил масштаб усилий товарища, так упрямо и последовательно разыгрывающего столь неестественную для него роль.

– Яки, братан, ну что ты придуриваешься? – частенько говаривал Слава. – На самом деле ты тут главный сумасшедший. Разве не так?

Яки улыбался в ответ. Перед Славой можно было не притворяться – и не только потому, что друзья друзей не выдают. В конечном счете Слава извлекал из бедоотвода точно ту же пользу, что и остальные.

Под конец учебки, когда стало полегче, ребята заговорили о перепихонах. В принципе, подобные разговоры велись и раньше, но на седьмом месяце службы изголодавшиеся гормоны словно с цепи сорвались. Вернувшись из отпуска, каждый голанчик прежде всего сообщал число, коим он на сей раз удивил свою пылкую подружку. Обсуждению подлежало примерно всё, включая телесные параметры, выбранные позиции, длительность объятий и частоту вздохов. Промолчать означало начисто выпасть из обоймы, и Яки всерьез озаботился поисками девушки.

С Иланит, на чьей кандидатуре он остановился после продолжительных раздумий, Яки некогда учился в одном классе. Она носила скорбное клеймо самой страшной уродины в школе и поэтому представляла собой относительно легкую добычу. Яки позвонил ей накануне очередного отпуска.

– Привет, – сказал он в ответ на первое «алло».

– Это Яки Шаашуа. Помнишь такого?

– Ну и? – спросила она.

– Ты сейчас где, в армии?

– Ну и?

– И я тоже. В «Голани», – сообщил Яки. – Ты в субботу выходишь?

– Ну и?

– Хочешь, в баре посидим?

Иланит молчала очень долго, и Яки уже решил, что связь оборвалась, когда она вдруг ответила. Да, хочет. Он сказал, что заедет, и разъединился. Похоже, разговоры в ее казарме отличались от якиных лишь смещением внимания на иные замеряемые органы. Так что звонок оказался кстати – Иланит явно искала того же, что и он. При встрече они смотрели друг на друга скорее с неприязнью, чем с симпатией. Было что-то унизительное в этом вынужденном союзе двух уродов – что-то похожее на изнасилование. Собственно, это и являлось изнасилованием, разве нет? Обоих насиловала судьба – по крайней мере так они чувствовали.

Процедура потери невинности была неприятной, но не настолько, чтобы не договориться о следующей субботе. В конце концов, теперь им было о чем рассказать в казарме. К своему удивлению, Яки обнаружил, что ждет второй встречи с немалым волнением. На этот раз девушка показалась ему довольно привлекательной, да и последовавшая ночь в постели уже не напоминала неловкую возню с чрезмерным количеством ненужных конечностей, а скорее походила на увлекательное путешествие по головокружительно интересной стране.