О первых началах

13. Итак, правильнее всего соотносить ум с наипростейшим среди сущего, которое мы называем единым сущим[112]. Действительно, в последнем нет ничего разделенного вообще, как нет и какого бы то ни было внутреннего множества, порядка, двойственности или обращенности к самому себе. Стало быть, какая же нужда могла бы появиться в совершенно объединившемся, и прежде всего нужда в худшем, на которую только что опиралось рассуждение? По этой самой причине к этому наиболее непоколебимому началу как к более всего независимому и взошел великий Парменид[113]. Однако, безусловно, следует придерживаться той мысли Платона, что объединенное есть не само по себе единое, а единое, обладающее свойствами[114], и ясно, что стоящее ниже того[115]. Не правда ли, это так? Тем не менее и при выбранном способе рассуждений объединенное проявляется, сохраняя свое положение в себе самом, и как обретающее единство (даже если бы оно объеединялось с низшим — ведь все равно в его основании лежит объединенное), и как само единое. В самом деле, если сущее состоит из стихий, как, похоже, и говорит о смешанном Платон[116], оно нуждается в этих самых стихиях; не достигнув простоты единого, оно стало некой мерой единого, словно привносящей вместе с собой массивность и объемность[117]. И в отношении стихий, право, я вовсе не утверждаю, что они разделены,— напротив, они связаны своим единым и к тому же как бы слиты, поистине будучи продвинутыми вперед настолько, насколько продвинуто оно — то, которое теперь уже не единое, но объединенное, уже сущность вместо генады. Ведь тем самым можно было бы оправдаться, производя точное исследование смешанного и остерегаясь того, чтобы создать не лучшее из лучших, а худшее — вместе с лучшим, на основании его и в нем самом. Однако, разумеется, и в этом случае единое-в-себе нуждается в едином-в-себе-самом-по-себе[118], а составное как целое нуждается в том и другом. И если одно дело — понятие бытия, а другое — объединенности, как и всецело объединенного и сущего, значит, они взаимно нуждаются друг в друге, целое же, которое и именуется единым сущим, испытывает необходимость в этих двух вещах[119]. Даже если единое — лучшее, оно будет нуждаться в сущем ради ипостаси единого сущего. И если сущее, например эйдос, возникает как бы в дополнение к единому вследствие смешения и объединения, подобно тому как своеобразие человека идет вслед за его определением как одновременно разумного и смертного живого существа, то и тогда единому будет недоставать сущего. Если же, что, наверное, более правильно, единое двойственно, и одно — это причина смешения, которая будет предшествовать сущему[120], а второе — это единое, вновь восстанавливающееся благодаря сущему, ибо о них-то, поскольку это необходимо, мы и будем впоследствии вести более подробный разговор, то и в таком случае недостаточность не оставит эту природу полностью; при этом я не имею в виду нужду в худшем, на основании которого для нас прежде всего и открывается путь для восхождения <к высшему>.

1.7. Единое

Впрочем, при выполнении всех этих условий всецело единое, пожалуй, будет независимым. Действительно, в отношении бытия — как истинное единое — оно не нуждается ни в следующем за ним (ведь оно само по себе обособлено от всего), ни в худшем или лучшем в себе (ведь ничего, помимо него самого, в нем не существует), ни даже в себе самом. Единым же является то, что не обладает никакой двойственностью в себе самом, и в отношении подлинного единого нет даже необходимости говорить слов «в себе самом», ибо оно всецело простое. Следовательно, оно самое независимое среди всего. Стало быть, оно-то и есть начало всего, оно и есть причина и первое для всех вещей разом.

Но не получится ли так, что, если наряду с ним будут существовать три перечисленных определения[121], оно уже не будет единым? В самом деле, все, связанное с единым, будет соответствовать единому: и эти определения, и все иные речения, которые мы высказываем относительно его, например то, что оно наипростейшее, наивластнейшее, наилучшее, спасительное для всего, и даже то, что оно — благо[122], как и остальные определения, соответствующие простоте единого, которые можно было бы дать, поскольку эта простота, воспроизводящая и еще прежде этого всесущностная, по этой-то причине и проявляется всеми способами[123].