О первых началах

Стало быть, на основании приведенных рассуждений ясно, во-первых, что соответствующая телу и находящаяся рядом с ним «таковость» бестелесна. Действительно, если бы она была телом, то не была бы еще чувственно воспринимаемым. Следовательно, тело нуждается в бестелесном, как и бестелесное — в теле, поскольку ни то, ни другое само по себе не является чувственно воспринимаемым. Во-вторых, оба они взаимно выигрывают и ни одно из них не предшествует другому, а, напротив, они сосуществуют, будучи стихиями одного чувственно воспринимаемого тела: той, которая предоставляет протяженность непротяженному, и той, которая одновременно привносит в бесформенное другое — оформленное, чувственно воспринимаемое многообразие. Кроме того, в-третьих, составное Также не является началом — ведь оно не есть независимое, ибо нуждается как в собственных стихиях, так и в том, что при возникновении одного чувственно воспринимаемого эйдоса соединяет их. Действительно, этого не делает ни тело, ибо оно лишь предоставляет протяженность, ни качество, так как без тела, в котором существует или вместе с которым ему случалось существовать, оно даже не возникает; однако эйдос есть составное[98]. Итак, или он привносит в соединение самого себя, что невозможно, поскольку в этом случае он отнюдь не сохраняет самостоятельности[99], напротив, он должен быть рассеян повсюду как целое[100], или же он привносится не самим собой и будет существовать какое-то другое, предшествующее ему начало.

1.2. Природа и растительная жизнь

10. Пусть в основу будет положена еще природа, как ее именуют, которая является началом движения и покоя, а также находится в том, что движется и покоится самостоятельно, а не в силу внешних обстоятельств[101]. В самом деле, она оказывается чем-то относительно простым, творящим составные эйдосы. Но если она располагается в них как в созидаемых, пусть даже обособленно, то не существует прежде них, а нуждается в них, для того чтобы быть тем, что она есть. Следовательно, пусть она обладает, как мы и говорим, обособленной по отношению к ним способностью вылеплять и творить их. Однако она не будет независимой — ведь и в этом случае она обладает бытием наряду с эйдосами и не может быть отделена них, поскольку существует, когда существуют они, и не существует, когда их нет, вследствие совершенной погруженности в них и неспособности выделить что-либо собственное. Ибо в отношении роста, питания и рождения себе подобных, как и предшествующего этой триаде единства, природа не будет всецело бестелесной, но окажется чем-то близким к телесному качеству, отличаясь от последнего лишь постольку, поскольку предоставляет составному кажущиеся внутренними движение и покой. Ведь качество придает чувственно воспринимаемому внешнюю видимость и ощутимость, тело — протяженность во всех направлениях, природа же — появляющуюся изнутри естественную энергию, касающуюся или только местоположения, или также питания, роста и рождения себе подобных[102]. В самом деле, всяческого упоминания заслуживает уже та природа, которая имеется у растений, однако не в связи с ней самой — поскольку она в состоянии выделить себя из всего живущего,— а так как в соответствии со своей сущностью она полностью препоручила ему себя самое. Ибо имеется и жизнь, иная по сравнению с жизнью природного тела, так просто и называемая и более явственная, нежели та и подчиняющаяся той природа; она действует некоторым образом изнутри и не связана с питанием, а также не способствует росту и рождению себе подобных. Однако и она неотделима от положенного в основу и сама по себе недостаточна, так что попросту не могла бы быть началом, поскольку испытывает нужду в худшем[103]. Ведь, конечно, было бы удивительным не то, если бы некое начало нуждалось бы в начале, стоящем выше его, а то, если бы оно нуждалось в чем-то, началом чего, как предполагается, оно является.

1.3. Неразумная душа