– Буковски, – произнес тот, что с фонариком, – у вас, похоже, никак не получается не нарываться, правда?
Он знал мою фамилию откуда-то, с других разов.
– Послушайте, – сказал я, – я просто споткнулся. Ударился головой. Я никогда не теряю чувств или связности. Я не опасен. Чего б вам, ребята, не помочь мне добраться до моей двери? До нее 30 ярдов. Просто дайте мне рухнуть на кровать, и я все засплю. Вам не кажется вообще-то, что это будет очень достойный поступок?
– Сэр, две дамы сообщили, что вы пытались их изнасиловать.
– Господа, я б
Один легавый все время светил мне в лицо своим дурацким фонариком. От этого у них мощное чувство превосходства.
– Всего 30 ярдов к Свободе! Вы это понимаете, парни?
– Вы самое потешное зрелище в городе, Буковски. Предоставьте-ка нам алиби получше.
– Ну что ж… вот это, что распростерлось перед вами на мостовой, – конечный продукт свадьбы, дзенской свадьбы.
– Хотите сказать, что какая-то женщина в самом деле пыталась на вас
– Не на
Легавый с фонариком двинул мне им по переносице.
– Мы просим уважать офицеров правопорядка.
– Извините. На миг я забыл.
Кровь текла мне по горлу, а потом к рубашке и на нее. Я очень устал – от всего.
– Буковски, – спросил тот, кто только что применил фонарик, – почему у вас никак не получается не нарываться?
– Хватит уже этого навоза, – сказал я, – давайте просто поедем в тюрьму.
Они надели браслеты и швырнули меня на заднее сиденье. Все тот же печальный расклад.
Ехали медленно, беседуя о различных возможных и безумных штуках – вроде того, чтоб расширить переднее крыльцо, или бассейн выкопать, или лишнюю комнату пристроить сзади для Бабули. А когда дошло до спорта – это же
Потом меня проволокли через мукомолку. После того, как до моей двери оставалось 30 ярдов. После того, как я побывал единственным человекообразным в доме с 59 людьми.
Вот я опять в этой долгой очереди как-то виновных. Молодые ребята не знали, что грядет. Они спутались с этой штукой под названием КОНСТИТУЦИЯ и их ПРАВА. Молодые легавые как в городском трезвяке, так и в окружном на пьяных тренировались. Нужно же показать, что чего-то стоишь. Пока я наблюдал, одного парня посадили в лифт и катали его вверх и вниз, вверх и вниз, и когда он оттуда вышел, едва ли уже можно было понять, кто он или кем был, – черный, орет о Правах Человека. Потом они взяли белого парня, тот что-то вопил о КОНСТИТУЦИОННЫХ ПРАВАХ; четверо или пятеро их взяли и поволокли его так быстро, что сам он идти не мог, а когда его принесли обратно, то оперли о стену, и он просто стоял, дрожа, по всему телу красные рубцы, стоял, трясся и дрожал.
С меня опять сделали снимок. Снова взяли отпечатки пальцев.
Отвели меня в трезвяк, открыли ту дверь. После того все уже свелось к тому, чтобы отыскать место на полу среди 150 других в камере. Один толчок. Повсюду блевотина и ссаки. Я отыскал местечко среди своих собратьев. Я, Чарльз Буковски, представленный в литературных архивах Университета Калифорнии в Санта-Барбаре. Кто-то там считал меня гением. Я растянулся на досках. Услышал юный голос. Мальчишеский.
– Мистер, я вам отсосу за четвертак!
Им полагалось забирать всю твою мелочь, купюры, доки, ключи, ножи, тому подобное, плюс сигареты, и потом тебе выдавали квитанцию на личное имущество. Которую ты либо терял, либо ее у тебя крали. Но деньги и сигареты всегда болтались.
– Прости, парнишка, – сказал ему я, – у меня забрали все до последнего пенни.
Четыре часа спустя мне удалось поспать.
Ну вот.
Свидетель на дзенской свадьбе – и спорить готов, они, жених с невестой, в ту ночь даже не поеблись. Но кто-то точно это сделал.
Из «Почтамта»[29]
В постели передо мной что-то маячило, но сделать с ним я ничего не мог. Лишь пыхтел, пыхтел и пыхтел. Ви была очень терпелива. Я все старался и колбасил, но выпито оказалось слишком много.
– Прости, малышка, – сказал я. Потом скатился. И уснул.
Затем меня что-то разбудило. Ви. Она меня раскочегарила и теперь скакала сверху.
– Давай, малышка, давай! – сказал я.
Время от времени я выгибал дугой спину. Ви смотрела на меня сверху маленькими жадными глазками. Меня насиловала верховная квартеронская чародейка! На какой-то миг это меня возбудило.
Затем я ей сказал:
– Черт. Слезай, малышка. У меня был долгий тяжелый день. Настанет время и получше.
Она сползла. Елда опала, как скоростной лифт.
Утром я слышал, как она ходит. Она все ходила, ходила и ходила.
Примерно 10:30. Мне было худо. Я не хотел сталкиваться с ней. Еще пятнадцать минут. Потом свалю.
Она потрясла меня: