О пользе волшебства

История, о которой пойдет речь, лишена некоторых важных особенностей настоящих волшебных сказок. В финале мы не видим ни исцеления, ни утешения; в сказке нет ни разрешения конфликта, ни счастливого конца. Тем не менее ей присущ глубокий смысл, поскольку в ней в символической форме рассматривается ряд важнейших проблем, связанных с взрослением ребенка. К ним относятся борьба с трудностями, присущими эдиповой стадии развития, поиски идентичности и соперничество с другими детьми в семье.

Известный ныне вариант сказки сложился сравнительно недавно, хотя она и произошла от весьма древнего повествования. Короткая история ее бытования в наши дни показательна: когда нравоучительное повествование приобретает черты волшебной сказки, его смысл углубляется и оно завоевывает популярность. История публикации «Златовласки» свидетельствует о том, что появление сказки в печати вовсе не означает, что в дальнейшем публикаторы будут ориентироваться на первое издание. Но, в отличие от тех времен, когда сказки передавались исключительно из уст в уста, разночтения (если они возникают) отражают отнюдь не только личные пристрастия рассказчика.

Если тот, кто перерабатывает сказку для очередного издания, не обладает самобытным талантом, он редко руководствуется собственным ощущением от сюжета — тем, которое коренится в подсознании. Он не имеет в виду конкретного ребенка, который нуждался бы в развлечении, просвещении или помощи в решении насущной проблемы. Изменения в сказке в подавляющем большинстве случаев диктуются тем, что, по мнению данного автора, хочет услышать широкая аудитория. Сюжет, который трансформируют для того, чтобы он соответствовал желаниям или удовлетворял моральным принципам неведомого читателя, зачастую излагается в избитых выражениях и приобретает банальный вид.

Когда сказка существует только в устной традиции, выбор рассказчиком сюжета во многом определяется его бессознательным. Бессознательное определяет и то, какие детали он вспомнит, а какие забудет. При этом рассказчик руководствуется не только своими ощущениями от сказки, осознанными и подспудными, — не менее важна природа его эмоциональной связи с ребенком, которому он ее рассказывает. Сказка звучит вновь и вновь в течение многих лет, объединяя огромное количество рассказчиков и слушателей, и наконец приобретает форму, неотразимо действующую и на сознание, и на бессознательное множества людей, — такую, что, как говорится, ни убавить, ни прибавить. Таким образом, сказка приобретает «классический» вид.

Согласно общему мнению, предшественницей «Златовласки» является древняя шотландская легенда о трех медведях, в жилище которых вторгается лиса. Медведи пожирают непрошеную гостью. Тем самым нравоучительная история предупреждает нас о том, что собственность и, скажем так, приватность следует уважать. В книжке Элеонор Мьюир, изготовленной ею собственноручно в 1831 году в подарок маленькому мальчику на день рождения (самоделку обнаружили только в 1951 году!), в качестве «гостьи» выведена злая старуха: возможно, Мьюир неправильно поняла слово vixen (самка лисы), использованное в оригинальном тексте, и решила ориентироваться на другое его значение — склочница. Вне зависимости от того, что стояло за этим изменением — оговорка «по Фрейду» или сознательное решение, — с него началось превращение нравоучительной истории в волшебную сказку. В 1894 году был опубликован еще один вариант сказки, бытовавший в устной традиции. В нем незваная гостья пьет молоко, садится на стулья и отдыхает на кроватях медведей, живущих в замке посреди леса. И в предыдущем, и в этом варианте сказки героиня несет поистине ужасное наказание: медведи пытаются бросить ее в огонь, утопить и столкнуть с колокольни.

Мы не знаем, был ли Роберт Саути, впервые опубликовавший сказку (она вышла в его сборнике «Доктор» в 1837 году), знаком с упомянутыми выше вариантами. Однако он внес существенное изменение в сюжет, впервые упомянув, что непрошеная гостья выскочила в окно. Его сказка заканчивается так: «Ну, маленькая старушонка и выпрыгнула вон; а уж свернула ли она себе шею, или же заблудилась в лесу, или же выбралась из леса, но ее забрал констебль и отвел в исправительный дом за бродяжничество — этого я не могу вам сказать. Только все три медведя никогда больше ее не видели»[132]. Этот вариант сказки тут же получил положительный отклик.