Читаем О праве войны и мира полностью

3. Об этом естественном праве высказывается Демокрит; приведу его слова, так как они замечательны. Сначала его мнение о праве убивать зверей таково: “О том, следует или нет убивать животных, дело обстоит таким образом: кто убивает тех, которые приносят вред или готовы приносить вред, те чисты, так что совершать это правильнее, нежели не совершать”. И далее: “Тех, которые причиняют нам незаслуженный вред, всячески и всех надлежит убивать”. И, конечно, весьма вероятно, что такую жизнь вели до потопа31 честные мужи, прежде чем бог выразил свою волю об обращении в пищу людей прочих животных. И еще: “Как у нас написано о лисицах и об опасных ядовитых змеях, так же, казалось бы, следует поступать с людьми”. Наконец он же добавляет: “Кто каким бы то ни было способом - или собственными рунами, или повелением, или путем голосования множества людей - умертвит вора или разбойника, тот невиновен”.

Мне кажется, что эти высказывания имел в виду Сенека (“О гневе”, кн. II), говоря: “Когда я дам повеление сокрушить волю преступника, выражение моего лица и душевное состояние будет такое, как если бы я уничтожал змей или ядовитых животных“32, И в другом месте: “Не станем раздражать гадюк и водяных змей за то, что они кусают и жалят нас, если мы можем их, как и других, приручить или же обезвредить их для нас. Так, значит, мы станем вредить и человеку за совершение им преступления не иначе, как с тем, чтобы он не совершал преступлений в будущем”.

4. Но подобно тому как расследование факта требует великого внимания, так и определение наказания нуждается в большой опытности и справедливости, и поэтому, чтобы не произошли раздоры от того, что каждый мнит слишком много о себе и не уступает другим, люди признали за благо, образовав справедливые союзы, отдать предпочтение тем, кого они считают наилучшими и благоразумнейшими или надеются видеть такими. Тот же Демокрит заявляет: “Законы не воспретили каждому жить по своему произволу, лишь бы только один не причинял обид другому. Ибо зависть подготовляет начала возмущений”.

5. Но, как и при отмщении, о чем мы только что сказали, и в этом примерном наказании сохраняются следы и остатки предшествующего права в тех местах и между теми лицами, которые не подчинены определенным судам; а. кроме того, в некоторых исключительных случаях. Так, по еврейским обычаям (Второзаконие, XIII, 9) еврей, отпавший от бога и закона божия и ставший вожаком ложных вероучений, мог быть oубит на месте каждым человеком”. Евреи (кн. Чисел, XXV) называют это судом ревнителя34, который, как говорят, впервые был приведен в действие Финеем и затем превратился в обычай. Так, Матафия убил некоего иудея, осквернившего себя греческими обрядами. Об избиении трехсот других иудеев их единоплеменниками сообщается в книге, обычно называемой третьей Маккавейской. По иному поводу было побитие камнями Стефана (Деяния св. ал., VII, 57) и составлен заговор против Павла (Деяния св. ап., XXIII, 13); много других примеров имеется у Филона35 и у Иосифа Флавия.

6. Тогда же у многих народов укоренилось неограниченное право наказания у господ в отношении рабов и у родителей в отношении детей, даже вплоть до лишения их жизни. Так, в Спарте эфору было дозволено убить человека без суда.

Из всего сказанного можно составить себе понятие о такого рода естественном праве и о том, до каких пределов оно сохранилось.


Что постановлено по этому предмету евангельским законом?


X. 1. Теперь должно рассмотреть, насколько евангельский закон теснее ограничил эту свободу. Как мы сказали в другом месте, не удивительно, если кое-что, дозволенное природой и внутригосударственными законами, воспрещено законом божиим, как совершеннейшим, с обещанием награды, превышающей человеческую природу; для получения такой награды требуются добродетели, превосходящие предписания одной только природы.

Телесные наказания36, не причиняющие ни бесчестия, ни длительного вреда и необходимые ввиду возраста или по другим свойствам преступника, если они производятся теми, кому это дозволено человеческими законами, то есть родителями. опекунами, господами, учителями, не содержат в себе ничего” противоречащего евангельским заповедям, что понятно в достаточной мере по самой природе дела. Эти лекарства для души не менее невинны, чем лекарства, неприятные для чувства.

2. О мщении следует мыслить иначе. Ибо поскольку оно удовлетворяет только чувство потерпевшего, оно не дозволено даже по природе и настолько же далеко от соответствия евангелию, как мы показали выше. Еврейский закон не только воспрещает питать ненависть к ближнему, то есть к единоплеменнику (кн. Левит, XIX, 17), но даже предписывает оказывать общие благодеяния неприятелям (Исход, XXIII, 4, 5). Оттого во имя понятия ближнего, распространенного евангелием на всех людей, к нам явно обращено требование не только не причинять вреда неприятелям, но даже оказывать им благодеяния, что ясно поведено в евангелии от Матфея (V, 44).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Илиада
Илиада

М. Л. Гаспаров так определил значение перевода «Илиады» Вересаева: «Для человека, обладающего вкусом, не может быть сомнения, что перевод Гнедича неизмеримо больше дает понять и почувствовать Гомера, чем более поздние переводы Минского и Вересаева. Но перевод Гнедича труден, он не сгибается до читателя, а требует, чтобы читатель подтягивался до него; а это не всякому читателю по вкусу. Каждый, кто преподавал античную литературу на первом курсе филологических факультетов, знает, что студентам всегда рекомендуют читать "Илиаду" по Гнедичу, а студенты тем не менее в большинстве читают ее по Вересаеву. В этом и сказывается разница переводов русского Гомера: Минский переводил для неискушенного читателя надсоновской эпохи, Вересаев — для неискушенного читателя современной эпохи, а Гнедич — для искушенного читателя пушкинской эпохи».

Гомер , Гомер , Иосиф Эксетерский

Приключения / Поэзия / Античная литература / Европейская старинная литература / Мифы. Легенды. Эпос / Стихи и поэзия / Древние книги / История