О праве войны и мира

Напав, ты губишь родину; насильственно
Не овладеешь ею, сам себе вредишь
Ты ж, направляя на нее оружие.
Напрасно топчешь нивы плодородные,
Всех обращая в бегство по полям.
Никто не губит этак своего:
Ты ж мнишь чужое попалить огнем.
Посечь мечом.

Подобный же смысл заключен в следующих словах Курция: «То, что не повреждено, признается принадлежащим неприятелю». От этих слов почти не отличаются слава Цицерона в «Письмах к Аттику» (IX, 7, 8, 10), где он выступает против совета Помпея губить собственную родину голодом. За то же самое Александр Иссейский порицает Филиппа в книге семнадцатой у Полибия; его слова Тит Ливий передает по-латыни таким образом: «На войне Филипп не встречался с противником в равном бою и не сражался в решительной битве, но поджигал и опустошал города, служащие ему убежищем. Древние же македонские цари привыкли сражаться не так, а в строю, и щадить по мере возможности города, чтобы стяжать цветущие владения. Ибо какой смысл не оставлять себе ничего по окончании войны из того имущества, из-за которого ведется война?» (кн. XXXII).

IV. Если неприятель получает средства существования из других источников

1. В-третьих, будет то же самое, если неприятель может получить в другом месте средства для поддержания своих сил, например, когда море или другие границы ему открыты. Аркидам у Фукидида в речи, в которой он отговаривал своих лакедемонян от войны с афинянами, задает им вопрос, какую надежду возлагают они на ведение войны. Может быть, располагая множеством воинов, они надеются на легкую возможность опустошить поля противника? Но ведь, замечает он, у афинян имеется достаточно других подвластных земель (подразумеваются Фракия и Иония), и подвозами с моря они могут обеспечить себя всем необходимым.

При таких условиях, стало быть, лучше всего, если земледелие будет в безопасности, даже в пограничных областях, что, как мы видим, имело место продолжительное время в недавней войне между Нидерландами и Империей с уплатой дани обеим сторонам.

2. Сказанное согласуется со старинными обычаями иудеев, у которых, по словам Диодора Сицилийского[1417], «земледельцы пользуются неприкосновенностью и как бы священны; мало того, они в безопасности выполняют свои работы даже вблизи лагерей и театра войны». Диодор добавляет: «Они не жгут неприятельские поля и не срубают деревья». И еще: «Никто из врагов не причиняет вреда кому-либо из земледельцев; этот разряд людей как благодетельный для всего общества обеспечен от каких-либо насилий».

3. Между Киром и царем Ассирии, по сообщению Ксенофоита, было заключено соглашение о том, чтобы «земледельцы пользовались миром, а война велась против вооруженных людей». Так, по рассказу Полиэна, Тимофей[1418] сдавал в аренду землепашцам наиболее плодородную часть земли; мало того, как Аристотель добавляет, он даже продавал врагам урожай, а полученные деньги обращал на уплату жалования солдатам («О хозяйстве», II). Это, по свидетельству Аппиана, делал также Вириат в Испании. Мы видим, как то же самое с величайшим благоразумием и пользой соблюдалось в упомянутой уже войне между Нидерландами и Империей на удивление иностранцам.

4. Каноны, внушающие человеколюбие обществу, предлагают это в виде образца всем христианам, долженствующим соблюдать и проповедовать по сравнению с прочими людьми наибольшую человечность; христианам предписывается охранять не только земледельцев, но и животных, на которых те пашут, и семена, приносимые на поля (С. 2, de treug. et pace). Несомненно, по сходной причине законы гражданские воспрещают принимать в залог орудия, предназначенные для земледелия; у фригийцев и кицрян некогда, впоследствии у жителей Аттики и римлян[1419] считалось грехом убивать быка, на котором пахали (Николай Дамасский; Элиая, кн. V, гл. 14; Дион Хризостом, «Речи», LXIV; L. executores. С quae res pign.).

V. Если самая вещь ничем не может способствовать ведению войны