Ведь в человеке существует и иногда проявляется некий здоровый логический инстинкт, который не позволяет ему считать истиной то, что не имеет доказательства. Когда Гегель привел доводы против принципа противоречия, он сразу нашел сторонников; даже наш Трентовский[214]
повторял вслед за магистром, что этот закон старой логики не многого стоит. Хотя Гегель этот принцип критически не рассматривал. Но, несмотря ни на что, оказалось, что наша вера в принцип противоречия все же не является настолько сильной, чтобы ее нельзя было поколебать. Что-то с этим принципом не в порядке. Иначе, почему никто никогда серьезно не отрицает истинности утверждения, что дважды два равно четырем? Можно позволить себе зло пошутить, что для некоторых лиц «дважды два будет пять или лампа», можно использовать такое высказывание в качестве названия комедии, но никто серьезно не будет утверждать, что дважды два есть пять. А Гегель всерьез утверждал, что принцип противоречия ложен.Эти краткие, контурные замечания достаточно ясно объясняют, почему мы верим в принцип противоречия, хотя доказать его не можем. Все очень просто:
b) Иначе выглядит ответ на второй вопрос: почему мы придаем этому принципу ценность, даже большую, чем вполне истинным суждениям?
Истинность является логической ценностью. Мы ценим истину, как ценим красоту и добродетель, даже если она не приносит нам никакой выгоды. Истинные суждения являются логически ценными, они являются логическим благом; ложные суждения являются логическим злом так же, как преступление моральным злом. Суждения, о которых мы не знаем, являются ли они истинными или ложными, не обладают логической ценностью до тех пор, пока нельзя будет убедиться в их истинности – это суждения, не имеющие логической ценности. К таким суждениям и принадлежит принцип противоречия, поскольку мы применяем его к бытию вообще и особенно к реальному бытию. Поэтому, если этот принцип должен иметь некую ценность, то ценность эта должна быть иной категории, не логической.
Существуют суждения, не имеющие логической ценности, но практически ценные. К ним принадлежат почти все эмпирические законы, а также естественные теории и гипотезы. Законы сохранения энергии, теории эволюции, гипотезы существования эфира или электронов – доказать нельзя. Все до сих пор известные нам факты, правда, соответствуют на первый взгляд этим законам и теориям, но не исчезнет ли когда-нибудь это соответствие – мы не знаем. Однако, хотя эти суждения не являются одинаково истинными, как, например, утверждения математики, и хотя относительно некоторых из них не без основания можно допустить, что они ложны, все же, они обладают большой практической ценностью, ибо объединяют очень много разнородных явлений в одно целое, приводя их в некое согласие и порядок, что позволяет предвидеть будущие явления. Даже если когда-нибудь поколебались бы
А вот на этот вопрос следует ответить отрицательно. Принцип противоречия не соединяет в одно целое ни разнородных явлений, ни разнородных законов и, вообще, не упорядочивает никаких фактов. Мы никогда не использовали этот принцип с той целью, чтобы на его основе предвидеть будущие события. Если этот принцип имеет практическое значение, то оно должно содержаться в чем-то ином.
Остановимся на этом месте, чтобы представить последнюю, возможно, наиболее важную мысль данной работы. Мне кажется, что этой мысли никто до сих пор ясно не осознал, хотя ближе всего к ней, по всей видимости, был Аристотель: