О природе смеха

Человека адамова рода
тащили пятеро до гроба.
Во гроб шел

— веселился,во гробе прослезился,
из гроба умертвился.

(РЭФ 1995: 372)

Город пуст,
Во середке — куст,
Пятеро слепого в тюрьму волокут:
Туда идет

— весел,Обратно — голову повесил.

(Там же: 406)

То есть имеется в виду, что «веселым» может считаться только эрегированный пенис. Ср. также:

Он не велик, коль нос повесил,
Зато в пизде он жив и весел.

(Под именем Баркова 1994. 174)

Подобного рода идея прослеживается и в представлении о «веселых днях» как о времени, когда половой член почти постоянно находится в возбужденном состоянии. Таким периодом в жизни мужчины является молодость:

Могу ль я вспомнить без улыбки
Те дни веселья моего,
Когда все члены были гибки
За исключеньем одного.
­
=====
­
Увы, давно уж пролетели
Те дни веселья моего.
Теперь все члены затвердели
За исключеньем одного.

(Флегон 1993: 387)

«Веселые молодцы», часто упоминаемые в фольклоре, напр.: «Веселой молодец — не утеха ли то?» (РЭФ 1995: 39), — это, по сути дела, молодые парни. Народное мнение вменяет им постоянную сексуальную озабоченность. С другой же стороны, молодежи присуща и повышенная смешливость, то есть способность смеяться по малейшему поводу. Отсюда вытекает тождество: молодость = веселость = смешливость = сексуальность.

Однако «веселыми» могут быть и старики. О таком старике говорится в «заветной» сказке «Доброй отец»:

В одной деревне жил веселой старик. У него были две дочери — хорошие девицы. Звали их подруги и привычны были к ним на поседки сходиться. А старик и сам был до девок лаком, завсегда по ночам, как только они уснут, то и почнет щупать, и какой подол ни заворотит — ту и отработает; а девка всё молчит, такое уж заведение было (Афанасьев 1997: 91—92).

Таким образом, «веселость» старика заключалась в его неугасшей половой потенции.

Ср. также песню о веселом монахе:

На свете жил монах веселый

,Любил он водку и вино.
Но не любил он труд тяжелый,
И к девкам лазил он в окно.

(Уличные песни 1997: 336)

Из всех времен года самым веселым считается весна. Вместе с тем это — пора любви. В фольклоре она именуется — «ебливая весна» (Волков 1999/ I: I № 168), так как многие живые существа стремятся в это время к совокуплению: «Виноват весенний зуд — / Где ни глянешь — там ебут» (Там же: I № 2184).

Мечта о веселом будущем оборачивается мечтой о сексуальной свободе:

Верю: век настанет
И у нас веселый...
Начинайте

, девки!Заголяй подолы!

(Стихи не для дам 1994: 255)

В заключение отметим, что словами «веселье» и «радость» в старину называли свадьбу (Даль 1880—1882/I: 186; Там же/IV: 8) — ритуал, в котором центральное место занимал (и продолжает занимать) половой акт новобрачных.

1.5. Физиологическое родство смеха и секса

В ряде описаний физиологии смеха можно встретить аллюзии на секс (как умышленные, так и неумышленные). Если же присмотреться внимательней к механизмам проявления смеха и полового возбуждения, то черты их физиологического родства становятся совершенно очевидными.

Например, общеизвестен факт, что смех можно вызвать щекоткой. Щекотка при этом обычно рассматривается как шутливое действие.

В то же время щекотка способна выступать и в качестве стимулятора полового возбуждения:

Спать ложимся — первым делом
Он начнет со мной играть,
Любоваться моим телом,
Целовать и щекотать.

(Под именем Баркова 1994: 245)

Пров Фомич разоблачился,
Под бочок к ней подвалился,
Начал к делу приступать
И живот ей щекотать.

(Там же: 102)

Здесь мы снова касаемся темы эрогенных зон — щекочат с сексуальной целью, как правило, именно эти места: грудь, низ живота, бедра и т. д. Особой чувствительностью к щекотке обладают половые органы.