О природе смеха

Действие щекотки пытались объяснить и исследователи смеха и сексологи. Так, Гавелок Эллис, касаясь темы щекотки, высказывал следующее мнение: если не брать в расчет чувство комического, то можно заключить, что существует более чем аналогия между смехом и феноменом сексуального набухания и спада набухания (sexual tumescence and detumescence) (см.: Ellis 1936/II: I 14). В тех случаях, когда щекотка приложена к половой сфере, вместо смеха будет иметь место тенденция к оргазму (см.: Там же: 15)^{23}.

Эллис полагает, что обостренное восприятие щекотки особенно характерно для молодежи, еще не вступившей в половые отношения. В эту пору щекотка может быть источником острого наслаждения. Ученый приводит в пример молодую женщину, которая, будучи на выданье, просила свою младшую сестру щекотать ей ноги, пока та не уставала. С началом половой жизни возбудимость от щекотки уменьшается. В Исландии по реакции на щекотку делали вывод о невинности юношей и девушек (см.: Там же: 18)^{24}.

Попробуем в свете изложенного выше дать толкование следующей частушке:

Ах ты, шуба, моя шуба —
Рукава коротки.
Не бери меня за титьки

—Я боюсь щекотки.

(Волков 1999/I: I № 2253)

Свидетельствует ли здесь о целомудренности повышенная чувствительность к щекотке героини частушки?

Вряд ли можно определенно ответить на этот вопрос. Ведь прикосновение к эрогенным зонам — а грудь является таковой — одновременно возбуждает половое желание, и в подобном случае не исключено, что боязнь щекотки оборачивается на поверку просто завуалированным признанием в легкой половой возбудимости.

Видимо, «боится щекотки» и героиня следующей частушки:

Варю под гору совали —
Варя упиралася.
За пизду когда схватили

—Варя засмеялася.

(Там же: No 1100)^{25}

Данный смех уже явно сексуального свойства, его еще называют «постельным смехом»^{26}.

Как правило, женщины больше боятся щекотки, чем мужчины. Отметим также, что тот, кого щекочут, играет в этом процессе женскую роль, а нападающий — мужскую.

Еще о щекотке:

Дядя мастер был
Щекотать девчат!
У пятерых из них
Животы торчат.

(Там же: II № 880)

Здесь конечным результатом щекотки явились беременности, хотя, возможно, им предшествовал и смех.

В следующем тексте под щекоткой предполагается сам половой акт:

Вдовой Семеновна
Стала лишь вчера,
А пизда чешется —
Пощекотать

пора!

(Там же: № 579)

В подобных образах щекотания-совокупления вульва женщины выступает в виде объекта щекотки, а мужской половой член — субъекта. Отсюда названия последнего: «щекотун», «щекотгиъник» (Русский мат 1994: 58). Аналогичного рода идею, только уже через связь со смехом, отражает именование маленького пениса словом «хохотунчик» (Русский мат 1996: 273).

Обратим также внимание на следующее обстоятельство. И половая возбудимость, и щекотливость в значительной мере обуславливаются чувствительностью кожи, а она у современного человека стала более тонкой и менее волосистой, чем у его первобытных предков.

Характерно, что половое желание нередко изображается в фольклоре словами «чешется» (см. выше), «свербится»^{27}. При ощущениях подобного характера (откуда бы они ни исходили) на лице человека иногда возникает мимическое выражение, очень похожее на улыбку. Если же ему начинают чесать зудящее место, то у него действительно появляется блаженная улыбка. Эта улыбка может сопровождаться легким стоном или опять же звуками «го-го-го». Иначе говоря, от таких действий человек испытывает удовольствие. В «заветной» сказке «Чесалка» работник «чешет» поповну своей «чесалкой» (пенисом): «Легла попова дочка, он начал ее чесать (насквозь пизду), да и промахнул ее как следует. Встала поповна и говорит: “Какая славная чесалка!”»^{28} (Афанасьев 1997: 120). Гавелок Эллис находит сходными ощущения при почесывании, облегчающем зуд, и при оргазме (см.: Ellis 1936/II: I 15)^{29}.

Примеров, где о коитусе говорится как о радости и наслаждении, великое множество и в фольклоре, и в литературе^{30}. Однако и смех тоже часто расценивается как удовольствие. Все люди любят посмеяться. На это указывает Л. В. Карасев: «Смех рождает приятное ощущение, и оттого мы с неохотой расстаемся с ним, держа его “на привязи” повторяющихся взрывов и продлевая таким образом чувство удовольствия, насколько это возможно» (Карасев 1993: 122).

Вместе с тем и смех и коитус - это процессы, подобные работе, причем работе нелегкой.