О происхождении времени. Последняя теория Стивена Хокинга

– В космологии взгляд «глазами Бога» вводит в очевидное заблуждение. Мы находимся внутри Вселенной и никак не можем каким-то образом оказаться снаружи.

Стивен дал понять, что согласен с этим, и напряженно сосредоточился на составлении новой реплики.

«Мы упустили это из виду, – стучал он по клавиатуре, – и это завело нас в тупик. Космологии нужна новая философия физики».

– Ага, – засмеялся я, – наконец пришло время и для философии!

Стивен на минуту расстался со своим подозрительным отношением к философии и кивнул – точнее, поднял брови в знак согласия. Как мы с ним давно уже поняли, спор «Линде против Хокинга» был не просто выяснением преимуществ одной космологической теории перед другой. В центре противостояния по проблеме мультивселенной лежат глубокие эпистемологические вопросы о природе физической теории. Как связаны с нашими физическими теориями мы сами? И что в конечном счете невероятные открытия в физике и космологии рассказывают нам о великой загадке существования?

С самого начала современной научной революции физика добивалась успеха, глядя на космос «с точки зрения Бога». Не с точки зрения Бога-творца – во всяком случае, не всегда, – но в смысле теоретической перспективы.

Когда Коперник бросил вызов геоцентрическому мировоззрению древних, ему помогло в этом воображение: он как бы взглянул на Землю и Солнечную систему извне, со стороны звезд. Его предположение, что планеты движутся по круговым орбитам, означало, что представленная им гелиоцентрическая модель была неточной – но неточными были и астрономические наблюдения того времени[150]. Однако, воображая себя высоко парящим над Землей и планетами, Коперник нашел революционно новый способ думать о космосе и нашем месте в нем. Он открыл то, что можно назвать архимедовой точкой в физике и астрономии[151] – идею, что существует удаленная точка зрения, встав на которую, можно достичь объективного понимания мира[152]. И если новой науке, которая вдохновилась этой идеей, потребовались столетия, чтобы развиться и изменить мир, коперниканская революция всего за несколько десятилетий перенесла человечество в совершенно новую понятийную реальность, в которой оно больше не было центром Вселенной[153].

Сегодня мы знаем, что труды Коперника были только началом неумолимого стремления к утверждению архимедовой точки. Столетие за столетием коперниканская перспектива все глубже проникала в язык физики. Чем бы мы сегодня ни занимались в физике – ускорением частиц, созданием новых элементов или регистрацией слабых фотонов CMB-излучения, мы всегда строим наши рассуждения так, как будто взаимодействуем с Природой, находясь в некоторой абстрактной точке вне ее – это, если угодно, «взгляд ниоткуда»[154]. Вовсе не находясь при этом «нигде», а оставаясь привязанными к Земле и земным условиям, физики выработали множество хитроумных способов взаимодействовать с Вселенной и думать о ней так, как если бы мы могли представлять ее объективно.

Никакое другое открытие не привело на этом пути к такому гигантскому прыжку вперед, как ньютоновы законы движения и тяготения. Ньютон понимал, что отношения между математикой и физическим миром, которые ставили ученых в тупик со времен Платона, включают в себя движение и эволюцию, а не вневременные очертания и формы. Успех и универсальная применимость его законов подтверждали идею, что наука приносит нам истинное объективное знание о мире. В своем труде Ньютон пытался применить «взгляд ниоткуда», относя все движения к воображаемой фиксированной сцене мирового пространства, границы которой были обозначены далекими звездами – абсолютного пространства, которое он считал неизменным и неподвижным. Его закон тяготения и три закона движения диктовали объектам, как им двигаться на этой сцене, – но ничто никогда не могло изменить свойств самого абсолютного пространства. Абсолютное пространство и абсолютное время были в ньютоновой физике чем-то вроде жестких строительных лесов, созданной Богом фиксированной и вечно существующей ареной, на которой разыгрывались все процессы в мире.