О происхождении времени. Последняя теория Стивена Хокинга

Раньше мы были во власти старой идеи: Вселенная где-то там, а здесь человек, наблюдатель, надежно защищенный от Вселенной стеклянной плитой шестидюймовой толщины. Теперь, в квантовом мире, мы узнали: чтобы наблюдать даже такой микроскопический объект, как электрон, нам придется разбить стекло; нам придется войти внутрь…

Джон Арчибальд Уилер, «Вопрос физики»

Как-то раз я спросил Стивена, что он считает славой. «Это когда тебя знает больше людей, чем знаешь ты сам», – ответил он. Скромность этого ответа я осознал только в августе 2002 года, когда его слава помогла решить небольшую космическую проблему.

Это было вскоре после того, как я закончил курс в Кембридже. Прошло уже несколько лет с начала нашего сотрудничества с Хокингом. Мы с женой путешествовали по Центральной Азии, по Великому шелковому пути. Я решил, что, если уж я собрался посвятить всю мою жизнь изучению мультивселенной, то хорошо бы сначала увидеть еще что-нибудь в этой Вселенной. Но так вышло, что в Афганистане, откуда мы направлялись в Узбекистан, в великую древнюю обсерваторию, построенную в Самарканде в 1420-х султаном и астрономом Улугбеком, я получил электронное письмо от Стивена – он просил меня срочно вернуться в Кембридж для встречи с ним. Немного обеспокоенные, мы тут же отправились в обратный путь, но при выезде из Афганистана застряли на старом советском мосту через Амударью, реку, которая разделяет Узбекистан и Афганистан. Одинокий часовой, поставленный на мосту, объяснил, что для въезда в Афганистан граница закрыта. Я попытался объяснить, что мы хотим выехать, а не въехать, но он не увидел между этими двумя вариантами никакой разницы. Повернув от границы назад, я отправился в узбекское консульство в Мазар-и-Шарифе и там, пытаясь договориться о выезде, показал любезному консулу краткое послание Стивена. Консул оказался поклонником Хокинга! Не прошло и нескольких минут, как он лично перевез нас через мост в Узбекистан, откуда мы и вылетели в Кембридж[148].

К тому времени DAMTP переехал за пределы центра Кембриджа и стал частью нового современного кампуса математических наук, построенного на задах спортивных площадок Сент-Джон-Колледжа, на западной окраине города. Просторный, полный света, с прекрасным видом на кампус угловой кабинет Стивена, начиненный разнообразной бытовой электроникой – частенько не очень понятного назначения, – был совершенно не похож на пыльный темный офис на Силвер-стрит, где мы когда-то познакомились. Когда я влетел в комнату, глаза Стивена сияли от возбуждения. Я подозревал, что причина этого мне известна.

Стуча по клавиатуре заметно быстрее обычного, Стивен на сей раз не стал тратить время на свои привычные «разговоры обо всем» и прямо приступил к делу[149].

«Я передумал. “Краткая история [времени]” написана под неверным углом зрения».

– Согласен! – улыбнулся я. – А вы уже сказали об этом издателю?

Стивен с любопытством взглянул на меня.

– В «Краткой истории» вы смотрите на Вселенную глазами Господа Бога, – заявил я, – как будто мы каким-то образом смогли взглянуть на Вселенную или ее волновую функцию со стороны.

Стивен поднял брови – этим он сообщал мне, что мы поняли друг друга.

«Как Ньютон и как Эйнштейн, – написал он, как будто защищаясь. – Потом продолжил: – Взгляд “глазами Бога” подходит для лабораторных экспериментов, вроде опытов по рассеянию частиц, где мы подготавливаем исходное состояние и измеряем конечное. Однако мы не знаем, каким было исходное состояние Вселенной, и уж, конечно, не можем пробовать разные исходные состояния, чтобы посмотреть, какие вселенные будут при этом получаться».

Как мы все знаем, лаборатории специально проектируются, чтобы изучать поведение систем с внешней точки зрения. В лаборатории ученый тщательно поддерживает четкое разделение между своими экспериментами и миром вне их пределов. (И физики, экспериментирующие с частицами в CERN, должны, разумеется, соблюдать правила техники безопасности, когда наблюдают за высокоэнергетическими столкновениями!) Ортодоксальные физические теории отражают это разделение, проводя ясное смысловое разделение между динамикой, управляемой законами Природы, и граничными условиями, представляющими условия проведения эксперимента и начальное состояние системы. Первое мы пытаемся исследовать и тестировать, вторым мы стремимся управлять. Этот дуализм я описал в главе 3.

Резкое разделение между законами и граничными условиями сообщает лабораторной науке ее предсказательную силу, но одновременно ограничивает ее область действия. Всю Вселенную не втиснуть в границы лабораторной установки.

Предвосхищая реплику Стивена, я с нажимом возразил: