О психологии западных и восточных религий (сборник)

894 Значит, соответствие между сатори и западным опытом нужно прослеживать лишь у тех немногочисленных христианских мистиков, чьи парадоксальные утверждения приближаются к порогу инакомыслия — или даже его переступают. Как мы знаем, именно это обстоятельство привело к осуждению церковью проповедей Майстера Экхарта. Существуй в буддизме «церковь» в нашем понимании, она, несомненно, посчитала бы дзен-буддизм недостойной вольностью. Причиной послужил бы крайний индивидуализм его методов, а также иконоборчество многих наставников[863]. В той мере, в какой дзен-буддизм можно считать движением, его коллективные формы возникали на протяжении столетий, как видно из книги Судзуки о подготовке буддийских монахов[864]. Но это все только внешние признаки. Помимо типичного образа жизни, духовное обучение, или развитие, опирается, как кажется, на метод изучения коанов. Под коаном понимаются парадоксальный вопрос, утверждение или действие наставника. Из описания Судзуки явствует, что в основном мастера задают ученикам вопросы, а сами истории больше похожи на байки, и всякий раз учитель отправляет ученика размышлять. Вот показательный пример: однажды монах спросил учителя, обладает ли собака природой Будды; учитель ответил: «Му». Как замечает Судзуки, «„My“ буквально означает „нет“ или „никакой“, но когда это слово дается в качестве коана, оно не имеет никакой связи с буквальным значением: это „му“, простое и чистое»[865].

895 С первого взгляда кажется, что такой вопрос в качестве объекта медитации способен предвосхитить и предопределить конечный результат, то есть задать содержание переживания; так в иезуитских духовных упражнениях и в некоторых йогических медитациях содержание задается задачей, которую ставит учитель. Впрочем, коаны настолько разнообразны, настолько неоднозначны и, главное, настолько беспредельно парадоксальны, что даже знаток порой оказывается в полном неведении относительно того, что можно счесть подходящим ответом. Вдобавок описания конечного результата зачастую столь туманны, что попросту невозможно обнаружить какую-либо рациональную связь между коаном и переживанием просветления. А с учетом видимого отсутствия логической последовательности остается предположить, что метод коана не налагает никаких ограничений на свободу психического процесса и что конечный результат, следовательно, обусловливается разве что индивидуальной предрасположенностью ученика. Полное разрушение рационального интеллекта, достигаемое посредством обучения, обеспечивает почти полное отсутствие сознательных утверждений. Они по возможности исключаются, зато бессознательные предположения, существующие, но неосознаваемые психологические предрасположенности, отнюдь не считаются пустыми или бессмысленными. Это факты от природы, и в таких ответах, безусловно, проявляется переживание сатори; это ответ Природы, которой удалось передать свою реакцию прямиком в сознающий ум[866]. Бессознательная природа ученика противопоставляет себя учителю или коану, отвечая на вопросы, — и обретает, по всей видимости, сатори. Такая, насколько я могу судить, точка зрения более или менее верно отражает сущность сатори. Мою правоту подтверждает и то наблюдение, что умение «заглянуть в собственную природу», в «изначального человека» и в глубины своего естества нередко особенно заботит наставников дзен-буддизма[867].

896 Дзен отличается от всех других упражнений в медитации, философских или религиозных, принципиальным отсутствием предположений. Часто даже самого Будду наотрез отвергают, фактически — почти кощунственно игнорируют, пусть он является сильнейшей духовной предпосылкой всего упражнения (или, может быть, именно поэтому). Но это тоже образ, подлежащий отбрасыванию. Присутствует лишь то, что существует на самом деле, то есть человек со всеми его бессознательными допущениями, от которых попросту никогда не избавиться до конца в силу их бессознательности. Ответ, который будто бы звучит из пустоты, свет, вспыхивающий в густейшем мраке — они всегда воспринимаются как чудесное и благословенное озарение.