О психологии западных и восточных религий (сборник)

900 Каждое вторжение бессознательного представляет собой ответ на конкретную сознательную ситуацию, и этот ответ вытекает из совокупности наличествующих возможных идей, то есть из общей предрасположенности, которая, как объяснялось выше, является картиной единовременного психического бытия in potentia (в потенции). Расщепление на отдельные единицы, односторонность и фрагментарность суть важнейшие признаки сознания. Реакция, обусловленная предрасположенностью, всегда носит целостный характер, поскольку она отражает природу, не разделенную на составные части различающим сознанием[871]. Этим объясняются ее подавляющие последствия. Вот неожиданный, всеобъемлющий, полностью все проясняющий ответ, который во многом схож с просветлением и откровением, ибо сознательный разум загоняется в безнадежный тупик[872].

901 Когда после многолетней тяжелейшей практики и самого упорного разрушения рационального понимания приверженец дзен-буддизма получает ответ (единственно верный) от самой Природы, становится понятным все, что принято рассказывать о сатори. Нетрудно увидеть, что в историях дзен сильнее всего поражает естественность ответов. Да, кто-то воспримет с этаким старомодным удовлетворением историю о просвещенном ученике, который наградил мастера пощечиной[873]. А сколько мудрости заключено в ответе учителя на вопрос о душевной природе собаки! Но всегда нужно помнить, что очень многие люди не в силах отличить метафизическую шутку от бессмыслицы, тогда как не меньшее их число искренне убеждено в своей сообразительности и считает всех вокруг сущими глупцами.

902 При всей значимости дзен-буддизма для понимания процесса религиозной трансформации возможность его распространения на Западе видится крайне сомнительной. У нас попросту нет подходящего воспитания для ума. Кто из нас готов безоговорочно верить и почитать мастеров с их непостижимыми поступками? Такое безусловное уважение к человеческой личности встречается только на Востоке. Может ли кто-нибудь из нас похвастаться тем, что верит в возможность бесконечно парадоксальной трансформации, причем в той степени, какая подразумевает необходимость пожертвовать многими годами своей жизни ради изнурительного движения к цели? Наконец кто отважится взвалить на себя бремя столь неортодоксального опыта трансформации — разве что человек, которому нельзя доверять, тот, кто слишком много говорит о себе (быть может, по патологическим причинам). У такого человека не будет поводов жаловаться на отсутствие последователей. Но стоит такому «мастеру» поставить трудную задачу, которая потребует большего, нежели простая болтовня, как европеец начнет в нем сомневаться, ибо крутой путь саморазвития для него прискорбен и мрачен, как путь в преисподнюю.

903 Я уверен в том, что переживание сатори действительно возможно на Западе; у нас тоже есть люди, которые видят конечную цель и не жалеют усилий в своем стремлении к ней. Но они будут хранить молчание — не только из-за стеснительности, но и потому, что знают: любая попытка передать свой опыт другим обречена на провал. В нашей цивилизации нет ровным счетом ничего, что способствовало бы развитию этих стремлений; даже церковь, хранительница религиозных ценностей, их не поддерживает. Более того, задача церкви — противостоять всему изначальному опыту, поскольку тот может быть лишь неортодоксальным. Единственной средой внутри нашей цивилизации, где этих усилия могут (или должны) рассчитывать хотя бы на толику понимания, является психотерапия. Так что не случайно написать это предисловие попросили психотерапевта.