О психологии западных и восточных религий (сборник)

962 Восточным народам грозит быстрое исчезновение их духовных богатств, а то, что придет на освободившееся место, не всегда можно причислить к цвету западной духовности. Поэтому таких людей, как Рамакришна и Шри Рамана, нужно воспринимать в качестве современных пророков, которым в отношении своих народов подобает та же компенсаторная роль, что и пророкам Ветхого Завета в отношении «отпавших» детей Израиля. Они не только заставляют соотечественников вспомнить о тысячелетней духовной культуре Индии, но и прямо воплощают ее собой, возвещая тем самым внушительное предостережение: за всей новизной западной цивилизации с ее материалистически-технической и коммерческой посюсторонностью нельзя забывать о потребностях души. Горячечный порыв к политическому, социальному и духовному присвоению, с якобы неутолимой страстью раздирающий душу западного человека, неудержимо распространяется и на Востоке, угрожая последствиями небывалого охвата. Не только в Индии, но и в Китае уже исчезло многое из того, чем некогда жила и плодоносила душа. Переход к внешней культуре, с одной стороны, поможет, безусловно, покончить с многочисленными недостатками, устранение которых видится в высшей степени желательным и полезным, но, с другой стороны, как показывает опыт, этот шаг вперед покупается слишком дорогой ценой — утратой духовной культуры. Вне сомнения, жить в хорошо спланированном и гигиенически оборудованном доме намного удобнее, но каков обитатель этого дома, вкушает ли его душа те же порядок и опрятность, как в доме, где ведется внешняя жизнь? Человек, настроенный на внешнее, никогда не удовлетворяется необходимым, всегда стремится, помимо этого, получить что-то большее и лучшее, чего он, верный своему предрассудку, постоянно ищет вовне. При этом он полностью забывает, что сам, при всем внешнем благополучии, внутренне остается тем же самым, а потому, жалуясь, что у него только один автомобиль, а не два, как у большинства, печалится из-за внутренней нищеты. Конечно, внешняя жизнь человека претерпит множество усовершенствований и приукрашиваний, но они будут утрачивать свою значимость, если внутренний человек будет от них отставать. Насыщение всем «необходимым» представляется источником счастья, который нельзя недооценивать, но свои требования выдвигает и внутренний человек, а его требования невозможно утолить никакими внешними благами. Чем слабее этот голос будет слышен в погоне за удовольствиями мира сего, тем больше внутренний человек будет превращаться в источник необъяснимого злополучия и непонятных несчастий в жизненных условиях, которые позволяют надеяться на нечто совсем иное. Переход ко внешнему становится неисцелимым страданием, потому что никто не может понять, почему надо страдать от себя самого. Никто не дивится своей ненасытности, все мнят ее своим неотъемлемым правом, не думая о том, что односторонность психической диеты (seelichen diät) ведет в результате к самым тяжким нарушениям равновесия. Вот почему болен человек Запада, и он не успокоится, пока не заразит своей алчной неутомимостью весь мир.

963 Именно поэтому мудрость и мистика Востока должны значить для нас так много, хотя они говорят на собственном языке, которому невозможно подражать. Они должны напомнить нам о том похожем, что есть в нашей культуре и о чем мы уже забыли, и приковать наше внимание к тому, от чего мы отмахнулись как от несущественного, — а именно к участи нашего внутреннего человека. Жизнь и учение Шри Раманы имеют значение не только для индусов, но и для людей Запада. Это не просто document humain (человеческий документ), а предостерегающее послание человечеству, которое вот-вот потеряет себя в хаосе своей бессознательности и неразберихи. Поэтому в самом глубоком смысле, видимо, неслучайно, что последняя работа Генриха Циммера передает нам, как завещание, труд жизни современного индийского пророка, столь убедительно воплотившего задачу трансформации души.

XVI Предисловие к «И-цзин» [907]

964 С искренним удовольствием я иду навстречу желанию переводчицы вильгельмовского издания «И-цзин» получить от меня предисловие, ибо так сполна могу выразить свою признательность моему покойному другу Рихарду Вильгельму[908]. Он глубоко постиг культурно-историческое значение обработки и изложения «И-цзин» — текста, которому нет равных на Западе, — и я испытываю глубочайшее уважение к этому творению, а чувство долга побуждает меня по мере сил и возможностей способствовать его распространению в англоговорящем мире.