О Пушкине, o Пастернаке

Нас мало избранных, счастливцев праздных, / Пренебрегающих презренной пользой, / Единого прекрасного жрецов. — Начало реплики перекликается с новозаветной формулой «мнози бо суть звани, мало же избранных» — «много званых, а мало избранных» (Мф. 20:16; 22:14; см. Библия 1822: 66, 73); ср. франц. перевод: «parce qu’il y en a beaucoup d’ appelés, mais peu d’ élus» (Bible 1815: 26, 30; Библиотека Пушкина 1910: 158, № 604); см.: Белый 1995: 100; Косталевская 1996: 48; Сурат 2009: 414). На цитату из Библии накладывается другой, шекспировский подтекст, указанный Л. И. Вольперт (Вольперт 2007: 235), — слова короля Генриха V из одноименной хроники: «We few, we happy few, we band of brothers» (акт IV, сцена 3; перевод: «Нас немногих, нас немногих счастливцев, нас, дружину братьев»; франц. перевод: «…de nous, petit nombre d’ heureux, troupe de frères» — Shakspeare 1821: XI, 117). Генрих, образец благородства и доблести, обращается к своим соратникам перед решающей битвой, прославляя рыцарскую честь и обещая им, что их подвиги будут помнить «до конца времен». Этот же монолог, возможно, отразился в придуманном Пушкиным названии мифического английского оригинала «Скупого рыцаря» — «The Covetous Knight» (см. Долинин 2007: 97–100).

Как многократно отмечалось в пушкинистике, реплика Моцарта отвечает на два монолога Сальери в первой сцене, повторяя и переосмысляя ключевые для них слова «праздный», «избран», «жрецы», «польза» (Викторович 1981: 176; Беляк, Виролайнен 1995: 110; Косталевская 1996: 48; Reid 1995: 108; Сурат 2009: 414). Пейоративное выражение «презренная польза» впервые встречается у Пушкина в черновиках к стихотворению «Поэт и толпа» (Пушкин 1937–1959: III, 709; о его связях с МиС см. выше). Формула «единого прекрасного жрецы» имеет то же происхождение, что и «жрецы музыки» Сальери (см. выше), но более широкое значение. Из поэтических примеров ближе всего к ней подходит стих в «Послании М. Т. Каченовскому» (1820) Вяземского: «Пред праздною толпой, как жадные бойцы, / Свой унижают сан прекрасного жрецы» (Вяземский 1986: 150; курсив мой. — А. Д.).

А Бонаротти? или это сказка / Тупой, бессмысленной толпы — и не был / Убийцею создатель Ватикана? — Легенда о том, что Микеланджело Буонаротти распял и/или заколол своего натурщика, чтобы добиться полного правдоподобия в изображении умирающего Христа, имела чрезвычайно широкое хождение в европейской культуре XVIII — начала XIX века (см. выше). Речь шла о приписывавшейся Микеланджело картине «Распятие Христа», которая находилась тогда в картезианском монастыре Св. Мартина в Неаполе, а позднее бесследно исчезла. Хотя первое письменное изложение легенды относится к 1641 году (см. Delon 1995: 79), в Европе о ней узнали из «Нового путешествия по Италии» (1694) француза Максимильяна Миссона — чрезвычайно популярной книги, выдержавшей множество изданий и переведенной на английский, немецкий и голландский языки. Описывая монастырь Св. Мартина, Миссон отметил богатое убранство апартаментов настоятеля, «достойных принца», где, «помимо всего прочего, находится знаменитое Распятие Микеланджело, написанное, как утверждают, с натуры, коей послужил какой-то крестьянин, которого художник распял специально для этой цели. Это сильно смахивает на выдумку, хотя здесь ее настойчиво выдают за правду» (Misson 1722: 32). В «Письмах об Италии» Шарля де Бросса (см. о них выше) тоже имеется рассказ о посещении монастыря Св. Мартина. «Именно здесь, — сообщает де Бросс, — показывают пресловутое „Распятие“ Микеланджело, списанное с натуры. Вы знаете эту старую сказку („ce vieux conte“)» (Brosses 1799: II, 139).

«Старая сказка» о Микеланджело-убийце так или иначе упоминается в большинстве других путешествий и путеводителей по Италии, причем все авторы считают ее нелепым вымыслом. Знаменитый французский астроном де Лаланд в своем обстоятельном «Путешествии в Италию» (1769; вероятно, эту книгу имел в виду Пушкин, когда намеревался включить Лаланда в круг чтения Евгения Онегина — Пушкин 1937–1959: VI, 632) объяснил происхождение легенды следующим образом: