О Пушкине: Страницы жизни поэта. Воспоминания современников

Такое простое, благородное и откровенное обращение не могло не тронуть Пушкина; он отвечал Плетнёву, как давнишнему приятелю, а своему брату написал 6 октября: «Если б ты был у меня под рукой, моя прелесть, то я бы тебе уши выдрал. Зачем ты показал Плетнёву письмо моё? В дружеском обращении я предаюсь резким и необдуманным суждениям; они должны оставаться между нами; вся моя ссора с Толстым[471] происходит от нескромности к. Шаховского. Впрочем, послание Плетнёва, может быть, первая его пиеса, которая вырвалась от полноты чувства. Она блещет красотами истинными. Он умел воспользоваться своим выгодным против меня положением; тон его смел и благороден. На будущей почте отвечу ему».— Надо прибавить, что перед тем, в июльской (XIX) части Трудов Общества Любителей Русской Словесности появилась статья Плетнёва об антологических стихотворениях, где несколько тёплых, сочувственных страниц посвящено разбору Пушкинских стихов Муза, а в следующей за тем октябрьской части того же журнала напечатан его разбор Кавказского Пленника, замечательный по строго-нравственному требованию, предъявленному критиком в отношении характера самого Пленника (стр. 41 и 42). «Несчастный любовник мог бы сказать ей: „моё сердце чуждо новой любви“; но кто имеет причину признаваться, что он не стоит восторгов невинности, тот разрушает всякое очарование насчёт своей нравственности… Впрочем, встречая в этой поэме пропуски, означенные самим сочинителем, мы полагаем, что какие-нибудь обстоятельства заставили его представить публике своё произведение не совсем в том виде, как оно образовалось в первом его состоянии». Кстати сказать здесь, что пропуски, означаемые рядом точек и впоследствии в таком обилии появившиеся в Онегине, давали повод к обвинению, будто Пушкин нарочно ставит их для возбуждения любопытства читателей. Издеваясь над этим, Грибоедов прислал однажды письмо в Петербург, начавшееся множеством точек.

Вскоре в переписке между Пушкиным и Плетнёвым вы заменилось словом ты, и они совершенно сблизились.

Нам остаётся сказать ещё о двух приписках в том же письме к брату от 4 сентября. Одна французская: «Mon père a eu une idée lumineuse, c’est celle de m’envoyer des habits, rappelez la lui de ma part[472]. Это поручение напоминает стихи 1822 года Жалоба[473].

Увы! никто в моей родне
Не шьёт мне даром фраков модных
И не варит обеда мне[474]

.

Другая приписка относится к Рылееву. В Сыне Отечества того года (№ 23, июнь) Пушкин прочёл Думу его: Богдан Хмельницкий, которая начинается стихами:

Средь мрачной и сырой темницы,
Куда лишь в полдень проникал,
Скользя по сводам, луч денницы
И ужас места озарял и пр.

„Милый мой,— приписывает Пушкин сбоку письма,— у вас пишут, что луч денницы проникал в полдень в темницу Хмельницкого. Это не Хвостов написал, вот что меня огорчило. Что делает Дельвиг, чего он смотрит?“[475]

Следующее за тем письмо (от 6 октября) Пушкин оканчивает опять вопросом о своих стихах: „Кстати, получено ли моё послание к Овидию? Будет ли напечатано? (sic) Что Бестужев? Жду календаря его. Я бы тебе послал и новые стихи, да лень. Прощай, милый“.