О Пушкине: Страницы жизни поэта. Воспоминания современников

Это писано из Одессы, 25 августа; но выражение три месяца, кажется, не точно; вышеприведённое письмо к Бестужеву, от 13 июня, противоречит этому показанию. Кроме того, в записках Ф. Ф. Вигеля определительно сказано, что Пушкин приезжал из Одессы в Кишинёв на две недели, в половине марта месяца. Стихотворение 1823 года на выпуск птички по тону своему принадлежит ещё, как нам кажется, Бессарабии и свидетельствует, что день Благовещения он провёл в Кишинёве[484]. Вигель написал ему в Одессу, что старик Инзов зовёт его к себе назад и что кишинёвские дамы соскучились по нем. Пушкин тотчас явился проститься с Кишинёвом. Эти две недели он прожил в квартире H. С. Алексеева, которому писал впоследствии (в ноябре 1826 года), вспоминая Бессарабию и начиная письмо стихами Жуковского:

Приди, о друг, дай прежних вдохновений,
Минувшею мне жизнию повей.

Не могу изъяснить тебе мои чувства при получении твоего письма… Кишинёвские звуки, берег Быка… Милый мой, ты возвратил меня Бессарабии. Я опять в своих развалинах, в моей тёмной комнате, перед решётчатым окном или у тебя, мой милый, в светлой чистой избушке».

Вскоре переезд Пушкина в Одессу получил официальное подтверждение. Указом 7 мая 1823 года новороссийское генерал-губернаторство и вместе наместничество в Бессарабии поручены были графу М. С. Воронцову. Инзов остался, как за три года перед тем, только попечителем колонистов Южного края. Бессарабская наместничья канцелярия переехала в Одессу, которую гр. Воронцов назначил по-прежнему центром управления. Вместе с другими чиновниками и Пушкин перечислился в Одессу, что огорчило старика Инзова. Несмотря на хлопоты, которые доставлял ему Пушкин, старый добрый генерал горевал о нём и говорил про него Вигелю: «Ведь я мог бы удержать его: он был прислан ко мне, попечителю, а не к бессарабскому наместнику».

Так отзывался человек, приставленный смотреть за его поведением. Так точно было и во всём кишинёвском обществе: Пушкину простили его дуэли, заносчивые речи и шалости, и имя его остаётся памятно и любезно городу Кишинёву.

Примечания

Впервые опубликовано в газете «Русская речь» и «Московский вестник». 1861. № 86—104. Отд. отт. М., 1862. Перепечатано в «РА» 1866. № 8—9. Стб. 1089—1214. Отдельной книгой вышло посмертно в Москве в 1914 г. Печатается по публикации в «РА».

Самый полный свод биографических данных, относящихся к кишинёвскому периоду южной ссылки Пушкина. Ср.: Томашевский Б. Пушкин.— Кн. I (глава «Юг»); Трубецкой Б. Пушкин в Молдавии.— 5-е изд.— Кишинёв, 1983 (здесь подробная библиография); Двойченко-Маркова Е. М. Пушкин в Молдавии и Валахии.— М., 1979 (автор вносит ряд дополнений и уточнений в воспоминания современников Пушкина и работы предшествующих исследователей).

О стихотворении Пушкина «Памятник» (Я памятник себе воздвиг нерукотворный)

В подлинной рукописи стихотворение это не озаглавлено и имеет эпиграфом первые два слова из известной оды Горация[485]. Слова эти (как видно из приведённого выше наброска)[486] приходили на мысль Пушкину ещё в Одессе, когда он писал строфы Онегина, в которых говорит о своём поэтическом бессмертии:

Живу, пишу не для похвал;
Но я бы, кажется, желал
Печальный жребий свой прославить,
Чтоб обо мне, как некий друг,
Напомнил хоть единый звук[487]

.

В одной из ранних тетрадей его находится заметка, где он говорит, что, при всей несоизмеримости способов, он имел в последние годы Александровского царствования более влияния, чем всё министерство народного просвещения. В светлые минуты свои Пушкин отличался необыкновенно-ясным сознанием своих сил и своего значения. Нет, однако, сомнения, что он никогда бы не решился печатно говорить о памятнике самому себе, как это сделал в оглашённом при жизни духовном завещании своём другой великий наш писатель[488].

Стихотворение «Памятник» имеет значение поэтической автобиографии, писанной про себя, в последние месяцы жизни, когда мысль о близкой кончине беспрестанно занимала Пушкина и после того, как он уже заказал себе могилу в Святогорском монастыре, где теперь лежит.