Как уже говорилось, у Бартенева, равно как и у Анненкова встречаются фактические неточности, что объясняется тогдашним уровнем знаний о Пушкине. Бартенев лучше кого-либо понимал недостаточность накопленных знаний и степени их осмысления. Потому и повторял: «Здесь переданы только материалы для биографии, отнюдь не настоящая биография, для нас, по крайней мере, доселе невозможная».
Выходом книги Анненкова, сразу завоевавшей широкую популярность, в первую очередь объясняется отказ Бартенева от дальнейшей публикации своих «Материалов». Однако работу над ними он продолжал. Была подготовлена четвёртая глава — Екатеринослав, Кавказ, Крым, Кишинёв, почти готова пятая — Одесса и задумана шестая — Михайловское. Он писал Плетнёву об одесской главе: «Не знаю даже, печатать ли и где главу об одесской его жизни». И ему же о главе михайловской: «Для следующей главы, по-моему, самой любопытной, мне очень бы хотелось побывать в Тригорском и Михайловском…»[39]
В третьей главе Бартенев замечал: «О Михайловском мы будем иметь случай говорить подробно впоследствии».В процессе работы четвёртая глава разрослась в целую книгу — «Пушкин в Южной России. Материалы для его биографии, собираемые П. И. Бартеневым. 1820—1823».
От первых глав «Пушкин в Южной России» отличается не только объёмом, количеством и новизной использованных источников, но и обстоятельностью, глубиной их осмысления. Сказалась и бóльшая зрелость автора, и бóльшая по сравнению с 50-ми годами возможность свободного выражения мыслей; сыграли роль и появившиеся за прошедшие шесть лет новые публикации, в первую очередь, конечно, «Материалы» Анненкова, хотя от последних, как уже говорилось, «Материалы» Бартенева резко отличаются. Анненков посвятил 1820—1823 годам в жизни Пушкина две небольшие главки, менее двух десятков страниц, останавливаясь лишь на самых общих биографических фактах, больше на впечатлениях и литературных занятиях поэта. Основанием рассказа служат главным образом письма Пушкина и его сочинения, сопровождаемые кратким комментарием. Это подход писателя, крупными мазками создающего портрет своего героя, критика, анализирующего творческие достижения поэта. Историк Бартенев строит свой рассказ иначе. В строго хронологической последовательности, подробно, не упуская деталей, иногда вроде бы второстепенных, на самом же деле очень важных, создающих атмосферу реальности, используя не только то, что подсказывает сам Пушкин, но и массу фактов, почерпнутых из воспоминаний современников, описывает он разные стороны жизни ссыльного поэта.
Впервые столь подробно изложены «обстоятельства удаления Пушкина из Петербурга». Краткость, с которой говорит об этом Анненков — всего несколько фраз, как и объяснение, которое он предлагает, не удовлетворяют Бартенева. «Внимательное историческое разъяснение дела» не позволяет, утверждает он теперь, трактовать поведение юноши Пушкина, вызвавшее такие последствия, как «неосмотрительность, заносчивость в мнениях и поступках», «легкомыслие молодости». Истинное объяснение он предлагает искать в реальных обстоятельствах формирования его личности и воззрений, особенностях общественно-политической ситуации первых десятилетий XIX века в стране и в мире. Он говорит о влиянии, которое оказали на Пушкина Лицей, Куницын, дружба с вернувшимися из Франции гвардейскими офицерами, волновавшие умы передовой молодёжи европейские события: речь Александра I при открытии Сейма в Варшаве, революционные потрясения в Италии, Испании, убийство Августа Коцебу и герцога Беррийского, с другой стороны — наступление реакции… «Пушкин,— пишет Бартенев,— и по воспитанию своему, и по связям дружеским, и наконец по врождённому призванию как поэт, естественно, должен был отражать в себе общее настроение своих современников» (следует заметить, что такое понимание значительно отличается от того, что утверждалось им в 1854 году).
Бартеневу было известно далеко не всё об этих «настроениях». Несколько лет спустя он получит от Ф. Н. Глинки более подробное описание событий, непосредственно предшествовавших ссылке, но уже то, что Бартенев знал в 1861 году, позволило ему дать их правильную характеристику. Именно благодаря ему стали широко известны многие, ныне знакомые всем, эпизоды из жизни Пушкина, предшествовавшие ссылке — как он в Большом театре показывает портрет ремесленника Лувеля, убийцы герцога Беррийского с более чем смелым комментарием; как заставляет генерал-губернатора графа Милорадовича хохотать над своими «крамольными» стихами, которые сам же для него переписал; как накануне отъезда, зайдя к Чаадаеву, оставляет записку: «Мой милый, я заходил к тебе, но ты спал; стоило ли будить тебя из-за такой безделицы» (текст записки передан по памяти самим Чаадаевым)… Бартеневым воспроизведены слова напуганного событиями в Европе царя в разговоре с директором Лицея Е. Ф. Энгельгардтом: «Пушкина надобно сослать… Он наводнил Россию возмутительными стихами; вся молодёжь наизусть их читает».