О Пушкине: Страницы жизни поэта. Воспоминания современников

Но особенно баловал Пушкина своею привязанностью П. В. Нащокин, безграмотные письма которого очень ценны. Он в них весь, с безобразием своего быта, с художественным чутьём, с постоянным горевшим огнём в душе, с благим помыслом в сердце. К нему мог относить Пушкин свои стихи:

…Кто все дела, все чувства мерит
Услужливо на наш аршин,
Кто клеветы про нас не сеет,
Кто нас заботливо лелеет,
Кому порок наш не беда,
Кто не изменит никогда[644]

.

Недаром вдова Пушкина извещала Нащокина о воспитании детей своих.

Для Нащокина не было у Пушкина тайны. Я знал этого необыкновенного человека на склоне его лет. Он так много делал добра, что вдова его долгие годы могла жить пособиями лиц им облагодетельствованных. Подобно Американцу графу Толстому, Нащокин умер стоя на коленях и молясь Богу.— Любопытно, что письма барона Дельвига не свидетельствуют об особенной искренности в его дружбе к Пушкину[645], а письма Пушкина к А. Н. Вульфу совсем-таки холодны. Демон А. Н. Раевский вовсе не так ядовит, как про него думали (он и младший его брат не схожи друг с другом и внешностью, и нравом: первый в деда своего Грека Константинова, второй — в Самойловых). Чаадаев обличается в своём напускном значении. А. И. Тургенев пишет о нём: «Деликатно хочу напомнить ему, что можно и должно менее обращать на себя и на das liebe Ich[646] внимания, менее ухаживать за собою и более за другим, не повязывать пять галстухов в утро, менее даже и холить свои ногти и зубы и свой желудок, а избыток отдавать тем, кои и от крупиц падающих сыты и здоровы». Тем не менее Чаадаев был, хотя и самовлюблённый, но добрый человек, и разочаровавшийся в нём Пушкин сохранил к нему дружеское чувство.

На 123 стр. 2-го тома Переписки находим любопытное указание на то, что сношения Пушкина с Филаретом продолжались и после известного обмена стихотворениями[647]. Тут посредницею была дочь князя Кутузова, Е. М. Хитрово, достойная благодарной памяти потомства за свою восторженную привязанность к этим гениальным людям. Оказывается, что отношения к графу Бенкендорфу не были так угнетательны для Пушкина, как обыкновенно думают у нас[648], а про императора Николая Павловича (одарённого чувством изящного) и говорить нечего: он спас поэта от ссылки в Сибирь, приказав затушить дело об известной поэме: «Ты зовёшь меня в Пензу,— писал Пушкин князю Вяземскому 1 сентября 1828 г.,— а того и гляди, что я поеду далее, прямо, прямо на Восток». Шла война, и Государь в это время находился в Турции. Тут, может быть, действовал Жуковский через князя А. Н. Голицына, и в переписке сего последнего с Государем надо искать разъяснения для истории Гаврилиады[649].

С нетерпением ожидаем третьей книги этого превосходного издания. Бог в помощь В. И. Саитову!

Примечания

«РА». 1908. № 4. Обл.

Новые подробности о поединке и кончине Пушкина

В Москве у Власия, в одном из переулков долго проживала в своём доме девица Александра Ильинична Нефедьева, близкая родственница и друг А. И. Тургенева, который у неё и скончался и по смерти которого († 1845) письма его были пересланы в Париж к его брату, известному якобы декабристу Николаю Ивановичу[650]. Сын сего последнего, ваятель, Пётр Николаевич бережно сохранил его бумаги и, приведя в порядок с помощью старичка Литвина Домейки (жившего в пресловутом польском дворце князей Чарторижских), не отказывал в сообщении их нашим изыскателям истории и словесности. Так в 1902 году, приняв кратковременное участие в разборе этих драгоценных бумаг, получил я от П. Н. Тургенева собрание писем князя Вяземского и передал их издателю его сочинений графу С. Д. Шереметеву. Недавно Императорская Академия наук получила от П. Н. Тургенева большое собрание исторических бумаг и между ними письма его дяди к А. И. Нефедьевой с новыми подробностями о последних днях жизни и о кончине А. С. Пушкина. Драгоценные, почти подённые письма эти ныне изданы в VI-м выпуске академического издания: «Пушкин и его современники»[651]. Тут мы находим множество новых подробностей и дополнений к известному рассказу об этих злосчастных для России днях, написанному В. А. Жуковским[652]. Надо, чтобы издано было и то, что Жуковский писал Пушкину перед его роковым поединком. Сын Жуковского передал эти письма покойному Л. Н. Майкову, и они должны храниться у вдовы его Александры Александровны. Тайна, подобавшая тому, что писано совсем не для оглашения, до такой степени нарушена, что напечатание этих писем уже не произведёт соблазна, и эти письма (нами читаемые) дополнят новыми чертами страшную страницу в биографии поэта[653].