О Пушкине: Страницы жизни поэта. Воспоминания современников

Карамзин же записал про себя: Je méprise les liberalistes du jour, je m’aime que la liberté qu’ancun despote ne pent m’ôter — (презираю современных вольнолюбцев, люблю только такую волю, какую ни один деспот не может отнять у меня). Был и личный повод в отношении к Пушкину. По достоверному преданию супруга Карамзина получила от Пушкина любовную записочку, а той женщине, которой Пушкин назначал свидание, принесено было его же письмо к Карамзиной[633]. Покойный граф Блудов любил вспоминать, что Карамзин показывал ему в Царскосельском Китайском доме место, облитое слезами Пушкина. Тем не менее Карамзин же спас Пушкина от ссылки в Соловки. Участие Чаадаева было ничтожное, но Государь, вероятно, внял к заступничеству своего друга, князя А. Н. Голицына, у которого правою рукою был А. И. Тургенев[634].

С самых первых страниц пушкинской переписки встречаемся с новыми показаниями; так, например, он просит А. И. Тургенева оборонить молодого Соболевского от притеснений Кавелина. Князь Вяземский охлаждает Пушкина относительно Катенина: «как есть честь, истина, так есть и изящность, которой должно служить верою и правдою, и поэтому где и как можно изобличать тех, которые оскорбляют представителей её» (оскорбление относится до Карамзина). Впоследствии Пушкин разочаровался в Катенине, оставаясь с ним в добрых сношениях, точно так же, как в П. Я. Чаадаеве: напускное, деланное было ему не по душе[635].

Жуковский, А. И. Тургенев, князь Вяземский раньше всех оценили расцветшее дарование Пушкина. Издаваемая переписка имеет особенную цену и для жизнеописания поэта, и для нашего исторического времени, так как Пушкин с ранних лет был отзывчив на происходившее вокруг него, и даже из окон Лицея мог следить за тем, что тогда делалось в России и Европе: император Александр Павлович живал подолгу в Царском Селе, даже и зимою, а в Государе русском тогда сосредоточивалась всеобщая политика. Пушкин видел его часто и зорко наблюдал за ним. Сохранился и карандашный набросок его портрета, сделанный Пушкиным[636].

Князь Вяземский называет Конгрессы «кузнецами оков народных». Пушкин горячо отнёсся к Греческому восстанию и в черновом письме к А. Н. Раевскому сообщает о нём подробности. Из письма его к братьям Тургеневым видно, что уже в 1821 году он просил себе пощады, а в Генваре 1822 года надеялся побывать в Петербурге на несколько дней[637]. Где переписка о том? Письмо-фотография минуты, но только минуты, и для полного его понимания нужно знать обстановку. Её, т. е. примечаний, ждём в следующих выпусках переписки и уверены, что никто из членов академической издательской комиссии лучше В. И. Саитова не сделает этого.

Время, к которому относится начало изданной Академиею книги, было самое бурное в жизни Пушкина. В доме (сенатора Трофимова у Калинкина моста) царил беспорядок. Отношения к родителю достигали крайнего напряжения. Собутыльник богачей требовал денег; ему их не давали. Тогда он с пистолетом в руке объявил, что застрелится, и это принято было за пустое устрашение. Пушкин выстрелил в себя; пистолет осекся. Последовал смех. Тогда Пушкин выстрелил в воздух, и оказалось, что пуля была (слышано от И. В. Киреевского). В декабрьской книжке журнала «Былое» за 1906 год напечатана переписка петербургского обер-полицмейстера Горголи с начальником Пушкина по его службе в Министерстве иностранных дел П. Я. Убри. Оказывается, что Пушкин в театре наговорил дерзостей некоему Перевощикову и его супруге (вероятно, это был Дерптский профессор В. М. Перевощиков, женатый на Княжевич)[638]. О той поре вспоминал Пушкин, когда в 1827 году писал про себя: «Я вижу в праздности, в неистовых пирах, в безумстве ветренной свободы мои утраченные годы»[639].

Ведь был он «с кровью в жилах, знойной кровью». Немногие, однако, умели так раскаиваться в заблуждениях молодости. Впоследствии он заботливо пёкся о своих бесхозяйственных родителях, отвёз мать свою (о которой доселе имеется в печати очень мало показаний) в Святогорский монастырь[640] и купил себе могилу поблизости к ней.

Переписка Пушкина (которая займёт, конечно, не одну книгу) изобразит его как наилучшая биография. Тут и жгучая африканская кровь, и трезвый толк великорусский, и с молодых лет ясное сознание своего значения для России.

Примечания

«РА». 1907. № 1. Обл.

Рецензия на книгу «Валерий Брюсов. Лицейские стихи Пушкина по рукописям Московского Румянцевского музея и другим источникам. К критике текста». М., 1907. 98 с.