быстро подхватил Пушкин, и это присловье надолго оставалось при имени Лекса. Из чиновников, состоявших при Инзове, Пушкин особенно был дружен с недавно умершим Николаем Степановичем Алексеевым
, переведённым на службу в Кишинёв из Москвы, и с ним вместе часто посещал чиновника горного ведомства Эльфректа, страстного охотника до старинных монет. Из местных властей следует упомянуть ещё о вице-губернаторе Крупянском и другом Алексееве, областном почтмейстере.— Второй отдел кишинёвского общества составляли молдаванские бояре, одни занимавшие должностные места в городе, как, напр., из знакомых Пушкина губернатор Катакази, женатый на сестре кн. А. Ипсиланти, и член верховного правления Егор Кирилович Варфоломей; другие просто зажиточные помещики, жившие в Кишинёве для удовольствия: Прункул, Балш и другие.— В третьем, самом замечательном для нас отделе, были люди военные. В Кишинёве квартировал тогда штаб 16-й пехотной дивизии, принадлежавшей к 6-му корпусу второй армии (корпусный командир — Сабанеев в Тирасполе). Начальником этой дивизии, следовательно, первым военным лицом в городе, был, до половины 1822 г., генерал-майор М. Ф. Орлов, перед тем служивший в Киеве начальником корпусного штаба при H. Н. Раевском. Одною из бригад дивизии, состоявшей под начальством Орлова, тоже до половины 1822 года, командовал Павел Сергеевич Пущин, человек весьма образованный и начитанный, служивший прежде в гвардейском Семёновском полку и почитавшийся масоном. Из состоявших при Орлове штаб-офицеров следует назвать, как более или менее близких знакомцев Пушкина — Друганова, Колокуцкого, Охотникова, Липранди и дивизионного квартермистра Владимира Петровича Горчакова, воспитанника московской Муравьёвской школы колонновожатых. Кроме этих лиц, из Тульчина, где жил главнокомандующий 2-й армии, граф Витгенштейн, приезжали в Кишинёв для съёмки планов новоприобретённого края и проживали там офицеры генерального штаба, из которых назовём двоюродных братьев Полторацких: Алексея Павловича и Михаила Александровича (с первым Пушкин был очень близок), Валерия Тимофеевича Кека, и за последние месяцы кишинёвской жизни Пушкина — Александра Фомича Вельтмана. Надо заметить, что Кишинёв лежит на пути военных сообщений: из Бендер, Тирасполя, Тульчина, Херсона и других мест являлись туда генералы и офицеры по делам службы или проездом. Поблизости расположен был и 7-й корпус, входивший в состав второй армии. Так, например, в апреле 1821 г. зачем-то приезжал из Тульчина адъютант гр. Витгенштейна П. И. Пестель, о котором в бумагах Пушкина уцелела заметка: «Утро провёл с П<естелем>. Умный человек во всём смысле этого слова. Mon coeur est matérialiste, mais ma raison s’y refuse[362]. Мы имели с ним разговор метафизический, политический, нравственный и проч. Он один из самых оригинальных умов, которых я знаю»[363]. К кишинёвским гостям, вероятно, принадлежал и нынешний посол в Париже П. Д. Киселёв, тогдашний начальник штаба 2-й армии при гр. Витгенштейне. Познакомившись ещё в Петербурге, Пушкин в это время, кажется, сблизился с ним. Наконец, в числе постоянных жителей Кишинёва, за первое время тамошней жизни Пушкина, должно упомянуть также о семействе покойного молдавского господаря, кн. Ипсиланти, состоявшем из вдовы княгини, из дочери, бывшей за губернатором Катакази, и нескольких братьев, флигель-адъютанта, безрукого князя Александра, князей Николая, Георгия и Дмитрия, которые все находились в русской службе. Пушкин был вхож и ним в дом[364].Со всеми из названных лиц Пушкин был в беспрерывных сношениях, и более или менее в дружеских связях. По своей живой, общительной природе он никогда не мог быть одиночкой, всегда любил многолюдные собрания, постоянно являлся на кишинёвских вечерах и балах и на холостых пирушках военной молодёжи:
Приступая теперь к рассказу о жизни Пушкина в Кишинёве, я весьма затрудняюсь соблюдением строгой хронологической последовательности, которая, по моему мнению, составляет первейшее условие при передаче биографических материалов. Затруднение это происходит главнейшим образом от скудости и отрывочности имеющихся сведений. Да и вообще чрезвычайно трудно схватить главные черты рассеянной, тревожной и разнообразной кишинёвской жизни Пушкина. Писем, этих фотографических снимков жизни, у нас очень мало, а какие и дошли до нас, те большею частью одного литературного содержания.