О русском акционизме

— Время не тратится на кого-то, если это общее дело. Такое понимание — это вопрос человека, потому что, если ты придерживаешься идеи свободных отношений, не просто шпилить кого-то, а отношений, когда близкий круг еще есть…

— Именно не переспать, а отношения?

— Да. Тут человек не появляется сразу. Идея вашей жизни втроем — это буквализация лозунга «Личное — это политическое». И если смотреть на отношения политически, то полиамористы недалеко ушли от свингеров, только первые рассуждают о буржуазном Эдеме, скрываемом в тонких материях открытой любви, а вторые просто ищут для себя разрядки в групповухе по выходным. И то и другое — это как спастись от пожирающего уныния. Нам это все показалось неинтересным, и мы решили заняться пропагандой новой модели геополитических отношений. Конечно, такая новизна вызывает сомнение. Но, по крайней мере, наша пропаганда адекватна по отношению к нарастающей мобилизации и патриотической истерии.

Церковь и другие идеологические аппараты власти предлагают людям держаться за форму отношений, наиболее выгодную для быстрого восстановления популяции в условиях опустошительной войны. Все эти вопросы поднимались еще сотни лет назад. На поиск ответов у людей уходили целые жизни. И эти ответы уже давно были найдены. Однако время идет, но все остается так же. Как будто бы человеческий массив искусственно удерживает себя в прошлом. Каждую сотню лет все поворачивается так, как будто бы ничего не было решено, и люди только-только выбираются из Викторианской эпохи.

— Ты когда любишь конкретную женщину, с которой могут быть отношения, ты ее любишь в первую очередь как женщину или как человека?

— Как человека, я думаю. В твоем вопросе самое сложное понятие «любишь». Потому что совершенно неизвестно, что каждый имеет под этим в виду. Как правило, это понятие конструируется через киноиндустрию, от сериалов до всего остального. Значение слова «любовь» контролирует рынок киноиндустрии. Я думаю, что уровень доверия к этому слову каждый должен соотнести с уровнем доверия к Голливуду.

— Ты никогда не говорил: «Я тебя люблю»?

— Старался не говорить.

— Но говорил?

— Если говорил, то понимал, что в этот момент я вру. Это референция к традиции признания, которая начинает это все связывать с конструктами отношений из кинематографа или телесериалов.

— А у тебя есть какое-то слово, которым ты можешь заменить это чувство по названию?

— Одним словом нет.

— Можешь ли ты заниматься сексом с человеком, если ты не чувствуешь этого сильного чувства?

— Думаю, что могу.

— Тогда что это вообще будет значить? Это никак не нарушает твою идейную картину?

— Я говорю о другом. Я думаю, что близость определяется тождественностью устремлений. Секс — одно из проявлений близости, но не самое значительное. Секс может демонстрировать страсть. А может оказаться просто способом развлечься среди унылого однообразия. Если секс будет, но не будет стремления к общности, то это ничего не значит, эпизод без продолжения. Если появляется идея отказа от собственности тел, то тогда секс становится подтверждением, что ты в этом отношении уже не держишься за идею моногамии, собственности. Я бы никогда не поддержал идею отказа от секса, потому что такие отношения можно назвать товарищескими, или просто коллеги по работе, это не будет близким кругом, который строится на степени дистанции.

— Мне казалось, что ты отказываешь себе в таких общечеловеческих физических потребностях, удовольствиях. Зачем мне большая кровать, я могу спать на матрасе, потому что так честно. Это излишество. Мне в этом плане кажется таким аномальным, что ты можешь спать с человеком, понимая, что у вас дальше ничего не будет. По сути, удовлетворить физическую потребность.

— А откуда я знаю, что дальше ничего не будет?

— Ты можешь спать, только думая, что будет?