— Это вопрос скорее о том, чтобы не происходило расщепления. День за днем государства разжигают ненависть между целыми народами. Телепропаганда говорит: «Убивать, убивать, убивать». Российское население натравливают на украинское общество. Стравливают людей, как цепных собак. Что ответить на это? Мы с Оксаной и нашей подругой по Политической Пропаганде решили, что лучшим ответом станет объединение. Вика была из Украины, а мы из России, наши отношения стали личным ответом на разжигаемую вражду. Мы даже лекции на эту тему давали. В общем, я хочу сказать, что ты не можешь говорить о каких-то вещах, и писать какие-то вещи, и опровергать какие-то вещи, при этом…
— Те идеи, которые ты транслируешь в своих акциях…
— Они должны…
— Они просто не вяжутся с такой обычной семейной ячейкой?
— Естественно. С патриархальной семейной ячейкой они точно не вяжутся.
— До того, как ты начал этим всем активно заниматься, я имею в виду акции, ты жил точно так же в плане отношений?
— Было бы странно, если бы я не менялся.
— Когда ты жил с мамой и папой, ты был в семье, они были семьей. Так?
— Безусловно. Стандарт семьи сохранялся.
— Сейчас у тебя жизненный проект, близкий круг. Как ты оттуда пришел сюда: может, ты в 17 лет жил с девушкой, моногамно, в 25 жил с молодым человеком и ощущал себя полигамным…
— Это довольно обычная история. Мне было около 6 лет, когда дедушка в пьяном угаре продал свой дом цыганам и переехал к нам жить. Он был уже очень старым и ходил с катетером. Дед привез с собой кучу хлама и свалил его в коридоре. Почти на самом верху этой груды я обнаружил порнографические карты. Эту колоду я потом очень долго изучал. И тогда меня заинтересовал противоположный пол. Я смотрел и не врубался — почему женщина банан ест, потом врубился. По этим картам я и строил постепенно интерес к женщинам. Исходя из того, кто из них подходил к воплощению увиденного.
— Исходя из того, насколько они могли делать то, что было на картах?
— Конечно. Сначала это было вообще непонятно, на что похоже. Только потом приблизилось к чему-то человеческому.
— Это были девушки на порнографических картах. А чувство, стремление к человеку противоположного пола?
— У меня, с одной стороны, это порнографические карты, а с другой — я понимал роль женщины в моей жизни. Я искал женщину, которая может быть другом и соратником. Через много лет поиска мы начали жить с Оксаной, и тогда мы жили по принципу доверия нуклеарной семьи. Мы были только вдвоем.
— Почему потом вы решили новый договор создать?
— Потому что мы стали размышлять, сопоставлять, думать, что мы транслируем тем, как мы живем. Это в сильной степени повлияло. Какой бы мог быть смысл в искусстве, которое ничего не меняет? Ты либо опровергаешь, либо что-то утверждаешь.
— Вы в некотором смысле тождественны своим акциям?
— Нет, не акциям. Тождественность между принципами и жизнью имеет определенный смысл. Иначе это разрыв и расщепление, либо просто лицемерие и ложь.
— Сколько лет вы прожили?
— Порядка 8 лет.
— Восемь лет вы жили друг с другом в обычной такой системе. И потом ты так легко смог принять другую?
— Где-то на протяжении года. Обычно мы разговариваем и формулируем идею. Потом становится очевидным, что это нужно начинать воплощать.
— Ты испытывал чувство ревности?
— Я бы не назвал это ревностью.
— Неужели ты не боялся потерять?
— Нет.
Я тогда думал, отношусь ли я к ней как к собственности?
— Тебе не кажется, что в тебе боролось вот это мужское начало, которое отвечает за ревность, и рассудок, который генерирует идеи? Была эта борьба?
— Немного. Это скорее не ревность. Я бы это назвал жадностью. Например, на столе лежит еда. Конечно, живот диктует свое отношение. Но в итоге можно и пожалеть, если самому все сожрать. Это примерно, как человека уже давно тошнит, а он все равно все обратно заталкивает.
— Честность боролась с эгоизмом?