О русском акционизме

— Не знаю, какие отличия. Это просто ответ на политические вызовы режима.

— Если бы ты хотел провести акцию, чтобы показать, как бы вы взаимодействовали, будь вы семьей — как бы это выглядело? Вы бы жили только с Оксаной; вы бы каждое утро вставали, отводили детей в детский сад, потом варили обед им, ходили бы с утра до вечера на работу? Понимаешь?

— Это хороший вопрос. Как бы мы жили?

— Я просто хочу понять эту разницу.

— Все очень просто. Мы бы жили, так же как и живем. Где-то добывали бы еду, еще что-то, готовили какие-то события, занимались бы политической пропагандой, издательским домом и вступали бы в отношения с людьми. Мы бы жили, как живем. Мы бы не закрывались друг на друге.

— Я пытаюсь понять, что, помимо свободных отношений, отличает вас?

— Что вообще является этим жизненным проектом, что вообще объединяет людей?

— Ты называешь это «жизненный проект»

— Это проект, безусловно.

— Чем жизненный проект отличается от типичного представления о семье, кроме свободных отношений?

— Безусловно, то, как ты живешь, то, чем ты живешь — это несет определенные смыслы. Утверждение своих условий существования дает возможность опровергнуть другие смыслы и понятия, которые навязываются образовательными институтами.

— Ты их утверждаешь через что, помимо свободных отношений? Через какие смыслы?

— Смыслы твоей жизни и ее форма. Государство говорит: ты должен жить так, так, и так. Но никто так жить не должен. Необходимо опровергать, но чем? Человек живет и показывает, что то, что говорят… Те схемы отношений, которые преподносятся как обязательные, в них изначально заложены такие вещи, как ревность, — населению объяснили, что оно должно чувствовать. На ревности и измене держится сакральность брачных уз. Ты должен ревновать, это унижение — делить кого-то с кем-то и т. д.

С одной стороны, пресловутый патриархальный порядок. А с другой стороны, есть определенные группы фашизоидных феминисток, которые говорят, что мужчинам и женщинам надо держаться друг от друга как можно дальше. И вообще мужчина — это биологический вид, который надо уничтожить. Но пока нельзя уничтожить, тогда надо представить, что такого вида просто нет. Сцилла и Харибда. С одной стороны видовой фашизм, а с другой — тотальная моногамия, основанная на понятии измены, лжи и предательства.

Почему предательства? Потому что если есть этот договор о собственности, то в любом случае жизнь с этим соглашаться не собирается.

Живое не хочет быть вещью. От этого не уйти даже в результате самого рационального договора. В один из дней жертвам моногамии становится уже совсем невыносимо. Но слишком много материальных ценностей связывает, чтобы безболезненно все порвать. Тогда начинается обман себя и другого. Один человек начинает за спиной жить против другого человека, и его уже не назвать близким. Другой для него превращается или в шпиона, или в следователя. Все с нетерпением ждут разоблачения. И это заключено в таких отношениях изначально.

Или совсем такой утопический патриархальный институт, где и жизнь невыносима, и измены нет, но так прописаны роли, что женщина буквально превращается в домашнюю скотину.

— Или мужчина.

— Если мужчина, то это уже в другой крайности работает. Если есть дети, то там фигура мужчины превращается в Бога-Отца со всеми вытекающими последствиями в виде регулярной инквизиции в преддверии обязательного Страшного суда.

— Твой «жизненный проект», это такая демонстрация, тоже своего рода акция?

— Акция? Как это назвать акцией? Акция это другое, там идет работа с инструментами власти. Акцией я бы назвал именно определенное действие. Там придумывается название, есть определенная методология того, что делается там определенная ситуация конструируется.

— А это скорее идеология?