Одним из главнейших условий, от которых в значительной степени зависит успех всей работы по самовоспитанию врача, является максимальная самокритичность
. Только выработавший ее обретает способность видеть себя как бы со стороны, объективно оценивать свои способности и возможности, беспрестанно подмечать, осуждать и исправлять на ходу каждый свой недостойный поступок, неправильную мысль, недочет поведения. Восточная мудрость гласит, что истинный друг не тот, кто нас хвалит, а тот, кто нас заслуженно порицает. Стать таким нелицеприятным другом, а вместе с тем и суровым судьей самого себя — это большое достижение в деле самовоспитания.Не меньшее значение в формировании врача имеет выработка устойчивой привычки и любви к систематическому, упорному труду
. Врачебная работа очень трудоемка, и, чтобы добиться успеха, нельзя ограничивать ее строго отмеренным временем «от и до». Работе нужно отдавать себя всего, руководствуясь старинным правилом: «То, что нужно сделать в будущем, сделай сегодня, а то, что нужно сделать сегодня,— сделай сейчас».Поучительные примеры самозабвенного трудолюбия являет нам жизнь целого ряда лучших представителей нашей профессии. Таких, как основатель и первый президент Академии медицинских наук СССР и главный хирург Советской Армии в годы войны Н. Н. Бурденко*, крупный невропатолог, автор свыше 600 научных работ В. М.. Бехтерев, известный патофизиолог академик А. А. Богомолец, замечательные ученые Н. Н. Петров, А. В. Вишневский, В. Н. Розанов, А. Н. Бакулев. Известный ленинградский хирург Иван Иванович Греков, уже будучи в преклонном возрасте, на вопросы о том, когда же он отдыхает, неизменно отвечал: «В работе отдыхаю, в труде черпаю силенки...»
*(
Исключительной работоспособностью и трудолюбием обладал и талантливый советский хирург Сергей Сергеевич Юдин. Весьма характерны в этом отношении его воспоминания, относящиеся к первым годам врачебной деятельности («Захарьино», 1920 год):
«В июньские короткие ночи... я добросовестно сидел за книгами с 10 вечера до 3 утра. Но уже в июле... я засиживался все ночи за чтением медицинских книг, а когда голова начинала работать хуже, то брался за перевод с немецкого, дабы выучить получше язык, в котором я знал лишь разговорную речь по гимназическому курсу и по трехмесячной моей ссылке в Ригу в 1905 году.
Мне надо было заново выучивать всю специальную медицинскую и хирургическую терминологию на немецком языке. Я пользовался двухтомным немецко-русским словарем Павловского и с его помощью перевел всю книгу Барденгауэра о лечении переломов лейкопластырным вытяжением. Работа была большая, ибо книга была страниц болыше четырехсот. Литературная отделка не была достаточной, зато немецкий язык я изучил так, что с тех пор хирургические книги и журналы на немецком языке я читаю, как по-русски или французски. Этого я добился в течение 3—4 летних месяцев...»
Нельзя здесь не вспомнить и Н. И. Пирогова, который еще «в период подготовки к профессорскому званию в Дерпте с таким рвением отдавался изучению хирургической анатомии и производству операций на трупах и животных, что однажды, пораженный своим неистовством, воскликнул: «Ведь так, пожалуй, легко зарезать и человека!..» А заняв кафедру в Военно-медицинской академии и ежедневно посвящая 8—9 часов интенсивной работе в клинике, он до (поздней ночи месяцами трудился в холодном, неблагоустроенном помещении морга (бывшей бане) 2-го Военно-сухопутного госпиталя, проводя свои классические исследования по «ледяной» и «скульптурной» топографической анатомии.*