О сапожнике Матоуше и его друзьях

Они подали друг другу руки и решили бороться вместе. Каждый из них чувствовал себя богатырем, Ильей Муромцем, который очутился на перекрестке трех дорог. Как и Муромец, избрали они прямую дорогу, не зная, что она ведет в могилу. В их сердцах цвели алые маки.

— Я тоже хочу бродить по полям и топтать прелую озимь, — прошептала Розарка.

— Но мы, — сказал Пехар, — будем перепахивать ее и посеем яровые. Об этом нужно молчать, а женщины редко это умеют.

— Я поклянусь все, что вы мне доверите, хранить как зеницу ока.

— Не надо клясться. Будь нам подругой, товарищем, как была всегда.

— Но я хочу большего: я хочу быть вашей сестрой. Я все равно пойду за вами.

Щеки ее разгорелись, она так волновалась, что готова была заплакать.

— Только без реву, — засмеялся Войта и пошутил: — Говорят, женщины в жизни — как перец и соль в супе… Так как, братья, не откажемся от приправы?

— Будь нам сестричкой в нашем союзе.

Они пожали ей руку. Розарке казалось, что ее погладили по душе; она благодарно взглянула на них. В этот момент она готова была броситься в объятия каждому и горячо, от всего сердца поцеловать.

— Куда теперь?

— В трактир, выпьем за братство.

Ружене стало досадно, что эти прекрасные минуты потонут в пиве.

— Я лучше придумала, — сказала она.

— Что?

— Наша детская дружба родилась у огонька на пастбище.

— Прекрасно!.. Пойдемте разложим костер на Гавловой просеке, — поддержали ее друзья.

— Идите вперед, я догоню вас.

Через несколько минут друзья увидели, как Розарка поднимается в гору.

— Что ты несешь в корзине? — спросил Зах, когда она, запыхавшись, подошла к ним.

Ружена засмеялась:

— Много будешь знать, скоро состаришься.

Дым валил вверх густыми седыми клубами. Вокруг них расцветала весна, согревая своим дыханием березы и клены. Солнышко заливало души друзей светом и теплом. Они забыли, что над их головами занесен молот карающих законов, и смеялись. В их веселом смехе звучала насмешка над пережитым. Радость друзей сливалась с праздником природы. Все казалось им прекрасным — и чириканье птиц, и крик сорок на буке, и даже карканье ворон, черной сетью проносившихся над их головами. Прекрасным казался и дуплистый, исхлестанный ветром дуб, вершину которого давно сразила молния. Это был их старый друг. Он одиноко стоял на просеке; детьми они собирали здесь землянику и грибы, что росли вокруг его гнилого ствола. Теперь, казалось им, исчезло все, что отделяло детство от вчерашнего дня.

— Покажи-ка, что ты принесла? — прервал воспоминания Зах.

— Вкусные вещи, — смеялась Розарка, извлекая из корзинки сырой картофель, несколько яичек, три козьих сырка и котелок.

— Принесите кувшин воды из ключа.

Зах принес воду.

Испекли картошку, сварили яйца и стали пировать, как в юности, когда пасли здесь скот.

— Ну, а теперь о гнилой озими!

— Для того, чтобы мы могли свободно шагать по старому посеву, — сказал Войта, — необходима революция и республика.

— Но ведь революция кончилась, и республика погибла, — вырвалось у Тоника Заха.

— Революция никогда не умирает, она бессмертна, как мысль и мечта человека. Она живет в нас.

Глаза у него заблестели. Он тряхнул головой, и Ружена увидела на лбу скрытый под волосами шрам.

«Это след баррикад», — догадалась она.

Войтех, поймав ее взгляд, поправил волосы и хотел продолжать, но его прервал товарищ:

— Ты еще говоришь о революции после тех ужасных поражений, которые мы понесли за последние годы во всей Европе!.. Смяли ее, подавили, и нам, рабочим, чем дальше, тем хуже становится.

— И я рабочий-пролетарий. Я боролся вместе со всеми. Я разделяю страдания пролетариата; я хочу того же, чего хочет он… мое сердце… каждый мой нерв связан с судьбой всего пролетариата.

Войтех произнес эти слова с жаром. Ружена взволнованно добавила:

— Я тоже пролетарка-рабочая и живу своим трудом, своими мозолистыми руками.

— А ну, покажи! — пошутил Зах.

Она показала правую ладонь.

— Раньше я батрачила летом в поле и на скотных дворах, а теперь — на фабрике!

— Правда… мозоли… Но это тебя не портит.

— Брось шутки, — серьезно сказал Пехар, — послушайте, с чем я пришел в горы… Я хочу вам рассказать, как правда прошлого становится в наше время черной ложью; я буду говорить о грустных вещах, но с веселым концом…

Все превратились в слух и внимательно, с любопытством смотрели на Войтеха.

Он начал рассказывать:

— Рабочие воевали на баррикадах в Праге, Париже, Берлине, Вене. Студенты и городская гвардия разбежались, как бабы, а рабочие, проливая кровь, держались до конца. Кто не спасся бегством, был расстрелян. А что за это получили рабочие? Буржуазия и крестьяне получили кое-что: буржуи — равноправие с дворянами, крестьяне — отмену барщины. Выходит, что мы бились и проливали кровь за них. Своей кровью помогли им! Ну, а теперь угадайте, где веселый конец этой печальной повести?

Ружена захлопала в ладоши:

— Я знаю, я знаю: революция не кончена.

— Ты права. Наша революция только теперь начинается.

Все стали спрашивать его, просили разъяснить. Вместо ответа Войтех вынул из кармана пальто тетрадку и потряс ею в воздухе.

— Что это у тебя?