О Сюзанна!

Сюзанна напряженно принялась вспоминать, что было написано в дневнике.

— Насколько я помню, Клэри ни разу не упоминала твое имя ни в одном из этих… эпизодов. Она всегда писала «он» и часто подчеркивала это слово. Исходя из того, с какой любовью она писала о тебе раньше, я и решила…

— Может быть, она хотела, чтобы любой, кому довелось бы это прочесть, пришел к тому же выводу, что и ты.

— Джеб, прости меня. О Боже, как я ошиблась!

— Черт побери, а что ты еще могла подумать о такой деревенщине, как я?

— Я никогда не считала тебя деревенщиной.

— Как же! — Впервые с тех пор, как он вошел в Дом Коуди, Джеб посмотрел на ее округлившийся живот. Взгляд был краткий, оценивающий, но не одобрительный. Она ему не нужна. Ему не нужен ее ребенок. И она не может его за это осуждать. — Я любил своих сестер и никогда не причинял им вреда — ни одной из них.

Его голос доносился до нее как будто издалека, с огромного расстояния, которое невозможно преодолеть.

— Как кто-то сказал, нужно попробовать все, кроме инцеста и фольклорных танцев. — Встав с постели, Джеб направился к двери. — Я израсходовал весь свой запас веселья. Пожалуй, пойду возьму свою гитару и уберусь подальше от твоего отца. И от тебя тоже, — добавил он.

— Джеб!

— Неудивительно, что ты испортила тот поцелуй. Не знаю, веришь ты в это или нет, но обычно я не навязываю себя женщинам.

— Не навязываешь, — сказала Сюзанна, но он уже ушел. А Сюзанна осталась.

Она сидела в тишине и мраке, сидела одна. Или по крайней мере ей так казалось. Первое, еле заметное движение она почти прозевала. Приложив руку к животу, Сюзанна стала ждать — и вскоре почувствовала, как ее поцеловали изнутри. Это двигался ребенок. Ребенок Джеба.

Она все еще сидела на кровати, на которой сегодня чуть позднее будет спать Миранда или ее мать, когда услышала сочный голос Джеба, упоминавший имя Клэри. Он разговаривал внизу с людьми, которые, как и он, пришли сюда ее помянуть. Затем Сюзанна услышала звуки его гитары, нежную, тихую мелодию и слова песни, которую Джеб раньше не захотел петь:

«Богатая девушка… ты можешь многому научиться у бедного парня — такого, как я».

Он как-то сказал, что приберегает свои чувства для песен. Вот он и подарил ей песню, балладу, которую даже она может понять. «Господи, как ты могла такое обо мне подумать?» — сказал он. Она так сильно в нем ошиблась. А он оказался совершенно прав.

Сюзанна сидела в темноте, теперь уже не совсем одна, и плакала.

Глава 16

Джеб сидел один в музыкальной комнате дома Бриз и слушал, как где-то в одном из отдаленных помещений заливается телефон. В доме хватало народу, в том числе слуг, чтобы подойти и ответить. Джеб поправил лежащую на колене гитару и вновь стал мысленно вслушиваться в мелодию, с которой боролся все утро. Августовское утро было очень жарким, температура воздуха уже перевалила за тридцатиградусную отметку при соответствующей влажности. Снаружи слышалось пение певчих птиц, плеск воды в бассейне да крики детей Мака, вероятно, играющих в свое любимое водное поло.

Мелодия, над которой Джеб бился со дня смерти Клэри, внезапно улетучилась, и он в отчаянии дернул басовую струну.

— Черт! — Песня никак не клеилась, но и выбрасывать заготовку он не хотел.

По окончании тура у Джеба пропала всякая охота искать хорошую, просторную квартиру, насчет которой он строил воздушные замки вплоть до того ужасного вечера в связи с открытием приюта в Сан-Франциско. Бриз предоставила кров, и это все, что было ему нужно. Не считая необходимости писать песни. Если бы он жил сам по себе, то, вероятно, за все лето даже не вынул бы гитару из чехла.

Он трогал меня.

Джеб не верил в то, что тайну можно сохранить, и сейчас ему хотелось, чтобы этой тайны не было вовсе. Ему хотелось, чтобы вообще не существовал этот дневник, в котором Клэри, его любимая сестра, одним полупрозрачным намеком превратила безобразный факт своей биографии в гнусную выдумку относительно родного брата.

Он взял еще одну ноту и отложил гитару в сторону.

Сюзанна Уиттейкер. Бедная богатая девушка. Дела давно минувших дней.

Черт побери, она ему совсем ни к чему. Надо быть сумасшедшим, чтобы связываться с такой семейкой; конечно, она может сверху вниз смотреть на его происхождение, но по крайней мере он познал, что такое любовь и бедность. Сюзанну с большим основанием можно причислить к обездоленным, чем Джеба, несмотря на самые тяжелые дни в его жизни. Черт возьми, к чему сожалеть о том поцелуе в ее приюте, если этот поцелуй последний? Ей он был нужен.

Джеб иногда досадовал, что так поспешно и так непреклонно отверг предложение Джона Юстаса приехать на лето домой. Конечно, все, что нужно сделать, — это снять трубку, позвонить дедушке и заказать место в самолете.

— Джеб! — прервала его размышления Бриз. Джеб поднял голову. Несмотря на прекрасную акустику, даже в этой, оформленной в юго-западном стиле, комнате со сводчатым потолком голос Бриз звучал приглушенно.

— Это мне звонят? — спросил он, оглядываясь вокруг в поисках телефона.