О Сюзанна!

Разноцветные искры огненным дождем сыпались с потолка. С пола поднимались красные, белые и голубые плотные столбы дыма. Прожекторы шарили по сцене, словно возвещая о скором прибытии некоего принца из другого мира. Принца тьмы, принца желания.

Все еще чувствуя себя прикованным к креслу каторжником, Сюзанна из первого ряда наблюдала за происходящим. Вот глухо забили барабаны, за ними последовали пронзительные звуки гитар. Но сцена по-прежнему оставалась пустой.

На деревянные доски обрушился новый сноп искр. Будто из преисподней, поднялось новое облако и мягко заволокло сцену. Огни прожекторов на миг погасли. В зале воцарилась тишина, затем загорелся одинокий прожектор, и сотни зрителей принялись нараспев скандировать: «Джеб, Джеб, Джеб!»

Из двадцати тысяч человек, купивших билеты, на концерт пришло не более двух тысяч, но те, кто пришли, старались вовсю. Их голоса, словно эхо, повторяли имя певца. У Сюзанны перехватило дыхание. Белое пятно стало розовым, затем голубым — резкого, пронзительного, волнующего оттенка. Загремела музыка — и в голубом тумане, словно вызванный заклинаниями самого Мерлина, появился Джеб Стюарт Коуди. Толпа пришла в неистовство.

Сердце Сюзанны замерло, затем словно пустилось вскачь. Пульс ее застучал в такт барабанному бою. Лучи прожекторов осветили огромное изображение Джеба на заднике сцены, затем, изменив цвет с голубого на белый, сконцентрировались на самой фигуре певца. Сначала они освещали его ноги, по колени скрытые туманом, затем крепкий стан, плечи и, наконец, лицо.

Джеб улыбался, отбивая ногой такт песни. Словно из воздуха, из темноты неосвещенной сцены выплыла гитара, ее металлические части в свете прожекторов полыхали огнем. Джеб с легкостью поймал ее, и толпа разразилась ликованием.

— Как дела? — громко спросил Джеб, и две тысячи голосов хором ответили:

— Хорошо!

— Тогда все в порядке, — сказал Джеб и запел первый куплет песни под названием «Деревенское правосудие». Его густой баритон то парил где-то в вышине, то падал вниз. Джеб властвовал над залом; тех, кто знает текст, он пригласил подпеть ему, и через несколько секунд от гула двух тысяч голосов начала дрожать крыша. «Какой кошмар! — подумала Сюзанна, в то время как ее сердце забилось еще быстрей. — Кощунство. Просто эгоизм и алчность». Однако, несмотря на свое неприятие этого представления, она едва удерживалась от того, чтобы не подпевать самой.

Песня закончилась, умолк шум аплодисментов, но Джеб не торопился продолжать представление. Свет прожекторов снова смягчился, растаяли последние клочья тумана, певец одиноко стоял на сцене — лишь на заднем плане темнели силуэты музыкантов его группы. Сняв микрофон со стойки, Джеб поднес его к губам и тихим голосом запел грустную любовную балладу.

«Это уже немного напоминает, — подумала Сюзанна, — привычный концерт классической музыки или балет». Однако к концу второй песни она почти забыла о своем отрицательном отношении к сегодняшнему представлению. Мастерски чередуя произведения, Джеб от баллады перешел к шуточной детской песенке, затем вернулся к серьезному жанру, исполнив «Хантсвилльскую тюрьму», призывающую к справедливости песню протеста, затем спел «Мамины песни».

Как поняла Сюзанна, все они составляли содержание его знаменитого сингла, занявшего первые места во всех хит-парадах. К концу двухчасового представления Джеб стоял на сцене совершенно мокрый и тяжело дышал. В зале гремели аплодисменты. На сцену летели розы, женщины бросали под ноги певцу свое нижнее белье.

— Ну, что вы хотите услышать? — спросил он аудиторию, требующую исполнить что-нибудь на бис.

— «Деревенское правосудие».

— Опять? — Он скривился, и даже Сюзанна улыбнулась.

— «Деревенское правосудие»!

— Я чувствую, как в воздухе витает желание устроить суд Линча. — Он вставил микрофон в гнездо стойки. — Ну что ж!

Взрыв аплодисментов. Свистки и крики:

— Джеб, Джеб!

Разноцветные лучи прожекторов пробежали по залу, нависли над сценой и сомкнулись на струнах акустической гитары Джеба.

Теперь Сюзанна знала слова. Сейчас ей надо бы спокойно сидеть в кресле, сложив руки на коленях, и думать о том, как она вернется в Сан-Франциско и никогда больше не увидит Джеба Стюарта Коуди. Но вместо этого она вскочила на ноги и принялась аплодировать и петь, заставляя Джеба все повторять и повторять рефрен. Сердце Сюзанны бешено стучало от радостного возбуждения.

Она находилась почти в таком же истерическом состоянии, что и сидевшая рядом девочка-подросток, которая все время прыгала от восторга, размазывая по щекам слезы, и с обожанием смотрела на Джеба.

— Разве он не замечательный? — спросила она Сюзанну.

— Сейчас, во время представления, — да.

Крики продолжались, и Джеб поднял руку, призывая слушателей к молчанию. Дожидаясь, пока зал успокоится, он вытер рукой пот со лба. Джеб улыбался, но уже мягче, не так подчеркнуто, как большую часть вечера.

Как будто почувствовав перемену в его настроении, толпа успокоилась. Джеб посмотрел в темный зал, и Сюзанне показалось, что его взгляд устремлен прямо на нее.