О сквернословии в привычном и «достойном»

Однако проблема сквернословия лежит не только в области брани. Это всего лишь наиболее явная и всем понятная его форма. Мы ведь не случайно столько страниц посвятили природе слова именно в связи с понятием Логоса – Слова, Которое сквозь тьму улавливалось философствующим разумом как некий системообразующий принцип бытия; Слова, о Котором через святого Иоанна Евангелиста мы узнали, что Оно не безличностное свойство, не излучение и не творение Бога, а Бог и что Слово стало плотью и «возобитало» с нами.[29]

Когда мы говорим о том, что человек – существо словесное, что это значит? Что средством коммуникации человека является язык, состоящий из слов? И это тоже, но не это главное. Чем отличается существо словесное от бессловесного? Кого называют бессловесным? Животное. Неразумное животное раньше было принято называть «бессловесной тварью» (без всяких негативных оттенков, «тварь» – творение Божие). И не потому, что животное не умеет говорить. Мы ведь знаем, что некоторые птицы неплохо подражают человеку, иной раз давая повод думать, что понимают если не смысл, то область применения тех или иных слов и высказываний. Но мы же на этом основании не определим часть пернатых в категорию «словесных тварей».

Словесность – это в первую очередь разумность. И письменная, и устная речь – это психологические процессы, присущие именно человеку как существу разумному. Идея всепроникающего Логоса родилась не на пустом месте.

Получается, что, пренебрежительно относясь к своей речи и проявляя чрезмерную снисходительность к речи окружающих нас людей, мы пренебрегаем не «всего лишь условностями», нарушаем или потворствуем нарушению не каких-то искусственно созданных культурных табу и даже не какой-то безликий порядок вещей в природе попираем, но грешим против Бога Слова.

Да, слово человека, его речь может быть и пустой, и лживой. Причем особенно плохо, когда это пустословие и ложь стройны, т. е. облекаются в личину Логоса.

Так вот, не будет натяжкой сказать, что, подобно тому как серьезное и бережное отношение к литературному языку, к грамотной речи является опосредованным прославлением Слова, злоупотребление даром слова является в той или иной степени вольным или невольным, осознаваемым или нет, но богоборчеством…

Имеется в виду далеко не только брань, явное сквернословие. Еще ближе к сущности антихриста изощренное лицемерие, всякое употребление дара слова против его назначения. Это и ложь, и особенно клевета, но в первую очередь – распространяемые в возвышенной форме, когда не просто несуществующее преподносится как существующее и наоборот, но когда все это делается с претензией на служение высшим идеалам, на святые мотивы и цели.

Худшие формы, в которые облекается ложь, – это подмена понятий и ценностных ориентиров. Например, святое подменяется несвятым, если не хуже: именем добродетели называют выдаваемый за нее порок.

Так, «смирением» часто называют банальное малодушие и трусость, а истинное смирение, наоборот, «изобличают» как трусость и малодушие. «Упованием на Бога» или «послушанием» всего лишь прикрывают нежелание брать на себя ответственность и любым «святым» предлогом оправдывают уклонение от живого участия в судьбе человека.

В следующей главе мы уделим пристальное внимание вопросу о сущности скверны, а здесь лишь отметим, что оскверняет человека. Не то, что входит в уста, – говорит Господь, – но то, что выходит из уст, оскверняет человека (Мф. 15: 11), потому что исходящее из уст – из сердца исходит – сие оскверняет человека, ибо из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления – это оскверняет человека (Мф. 15: 18–20).

Отсюда следует, что словесная природа человека оскверняется, когда слово употребляется во зло. Уточним, однако, что «злые помыслы» могут выражаться не только в грязной ругани, но и в лукавой лести, хуления могут носить весьма утонченный характер, а клевета преподноситься как оправдательная речь.

Припоминается в связи с этим один стародавний эпизод. Отдыхала как-то «дикарями» в Крыму молодая семья: муж и жена с дочкой лет пяти. Спустя пару недель к ним присоединилась их дальняя родственница со своей дочкой чуть постарше, лет шести. Девочки раньше не встречались. Познакомились, подружились и стали играть вместе.