О спиритах, колдунах, ведунах. Спиритизм — мерзость перед Господом

На этот вопрос карандаш, бывший в руке М. И., написал: «Ему (то есть мне) нельзя: он принимал сегодня Святые Таинства, а чрез три дня можно будет».

Никто из нас в то время не обратил внимания на то, почему принятие мною Святых Таинств могли служить препятствием “душам умерших” для сношения с нами.

Прошло три дня. На первый день Пасхи, после обеда, я взял карандаш и бумагу и сел к столу, чтобы испытать: будет ли и у меня писать карандаш сам? Не прошло и пяти минут, как я почувствовал, что указательный палец правой руки как будто слегка нажимается на карандаш, который и начал писать... С изумлением смотрел я на пишущий карандаш и думал: да неужели он пишет сам, без участия моей воли? Убеждаюсь, что карандаш, действительно, пишет сам!

А написал он тогда вот что: «Родные тебя скоро оставят, я буду твоим постоянным собеседником, каждый вечер буду писать и говорить, а теперь оставь».

Я спросил мысленно: «Кто ты такой?»

Карандаш написал: «Оставь, теперь ничего не скажу».

На другой день карандаш писал от имени моего знакомого, но не обнаружил желания писать много”.

Дня через три господина Рускова просили спросить о чем-то духа; он взял карандаш, который написал: “После отдания Пасхи я буду писать и говорить с тобою, а теперь у меня отнята сила”.

“Я спросил, — рассказывает господин Русков, — почему же на первый день Пасхи писал, а теперь нельзя?” — Тот одинок, я не знаю, как он осмелился писать, — ответил мне карандаш.

Я опять спросил:

— Напиши, кто отнял у тебя силу и кто ты такой...

На это карандаш ответил:

— Ты требуешь невозможного и потому и не стоишь доверия.

— Ты написал: «Тот одинок». Кто такой одинок?

— Отстань, — написал карандаш.

Я опять повторил вопрос, на который карандаш опять написал: «Не напишу».

Тут только мне пришла мысль, что значит написанное карандашом: «После отдания Пасхи... Теперь отнята сила». А ранее писал, что я не могу получать ответы по случаю принятия Святых Таин?.. Тут что-то нечисто, подумал я: нужно еще испытать.

Придя домой, я тотчас взял бумагу и карандаш и сел к столу. Одной минуты не прошло, как карандаш начал писать: «Ты опять пристаешь, прошу тебя...».

Карандаш вдруг остановился, потому что в это время я начал мысленно читать молитву Да воскреснет Бог. Перестав читать молитву, я спросил: «Что же ты остановился?»

Карандаш начал было писать: «Я писал тебе, чтоб...», но опять остановился. Я в этот момент опять начал читать ту же молитву.

— Что же ты не пишешь? — спросил я, — или боишься молитвы?

Ответа не последовало...

— Напиши, кто ты такой? Если ты боишься молитвы, то, значит, ты не кто другой, как тот, кто искушал Бога в пустыне?

И на этот вопрос ответа не было.

Тогда я сказал: «Именем Бога всемогущего требую написать: кто ты?»

Карандаш начал тихо наклоняться к бумаге и медленно написал: «Да, я тот, кто искушал Бога в пустыне».

Это неожиданное открытие меня так поразило, что я вскочил из-за стола и бросил карандаш.

Жена спросила: «Что такое случилось?»

Я сказал ей, кто нам писал карандашом, который опять тут же взял и требовал написать: «Кто именно производил стуки в столе, приводил его в движение и отвечал на вопросы?»

Карандаш написал: «Я, злой дух».

— Требую, — сказал я, — чтобы ты оставил нас. С этого времени мы прекращаем занятия со столом и карандашом.

Карандаш медленно и как бы удаляясь, написал: «Не приду...»

Первую букву большую, вторую меньше и т. д.; последняя буква «у” была написана очень маленькою.»

Любопытен рассказ господина П. Е. Рускова о том, как он пришел сообщить своему знакомому М. И. о своем открытии. Он застал его за столом с карандашом в руках. «После того, как я рассказал ему, что было», — пишет господин Русков, — карандаш в его руках немедленно написал: “А ты не верь Петру Евлампиевичу, что он тебе говорит».

— Кто искушал Бога в пустыне? — спросил М. И.

Карандаш написал: «Возьми Евангелие да прочитай».

— Мы знаем, что сказано в Евангелии, а ты сам напиши.

«Дьявол», — написал карандаш.

— Ты знаешь молитву: Да воскреснет Бог?

— Знаю.

— Напиши.

Карандаш стал писать, но вместо слов: тако да погибнут беси от лица Божия, написал: тако да погибнут грешницы от лица Божия.»

Наконец, чтобы раз навсегда покончить с незримым корреспондентом, господин Русков предложил ему ряд вопросов с заклинанием: “Во имя Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа требую: напиши, кто именно писал мне: «буду твоим постоянным собеседником?»

— Я, злой дух.

— Ты писал: «Родные скоро тебя оставят», разъясни эти слова.

— Люди в разных затруднениях прибегают к тому, что обращаются к дьяволу и просят у него сведений. Кончил!

— Нет, не кончил: напиши ответ на мой прежний вопрос.

— После.

— Не после, а теперь напиши.

— Кончил.

— Не кончил, а пиши ответ на мой вопрос.

— Прошу, пусти.

— Я тебя не держу. Отвечай, для чего ты так писал?

— Для того, чтобы скорее погубить.

— О каких родных ты писал?

— О каких — мне неизвестно.

— Если ты писал, значит тебе известно?

— Я прошу, пусти.