О СССР – без ностальгии. 30–80-е годы

Малин – главный религиозный центр Бельгии… Кафедральный собор Сен-Рембо. Его строили 250 лет… Международная школа звонарей. На лужайке перед дворцом мы расселись на раскладных стульчиках и собрались слушать необычный концерт под безоблачным небом Малина.

«Прелюдия Рахманинова, опус драй», – объявил Роже, и через несколько мгновений из высокой колокольни дворца вылетело музыкальное облачко. Из него выпали и разбежались по траве отдельные звуки, чистые и хрустальные. Ещё миг, и всё потонуло в малиновом перезвоне. Звонарь исторгал из колоколов нежнейшие переливы, они звенели, как ручейки в весенний день, и струились, как тонкие серебряные нити в руках прелестной молодой женщины. Под чарующим пением колоколов исчезали из сознания государства и границы, визы и паспорта, рубли и франки, – всё это представлялось мороком и тленом. Душа очищалась от всего наносного и рвалась в небо, ввысь, к Богу, туда, где вечная гармония, счастье и блаженство…

Из Малина возвратились в Брюссель. Осмотр королевского музея изящных искусств. Шедевры Дирка Боутса, Рубенса и Питера Брейгеля-старшего… У одной картины Роже давал объяснения, с трудом подыскивая русские слова: «Человек смертен, грешен… поэтому его нужно всегда поднимать, поднимать кверху, на Голгофу…»

Среди шедевров фламандской живописи XVIII века я выделил «Аллегорию плодородия» Иорданса.

В Обществе бельгийско-советской дружбы мне пришлось выступать от имени советских журналистов, и я выступил пряно и цветисто, в стиле «а-ля Фидель». Говорил о дружбе и сотрудничестве между нашими народами. Не успел я закончить, как ко мне подскочил бывший московский корреспондент газеты «Драпо руж» и начал расточать похвалы: «Оратор!.. Дипломат!.. Громыко!..» При этом он запустил свои пальцы в мои бакенбарды и трепал их, как фокстерьер тряпку. Мне оставалось в ответ молотить его руками по спине…

Вечером за 57 франков я пошёл на фильм «Ля гранд буфф» – «Великая жратва», на философскую притчу о конце общества изобилия…

7 июля

Площадь Гранд-плас с золочёными фасадами гильдейских домов. «Эти дома не раз разрушались, – пояснил Роже, – но они поднимались вновь, как птица феникс из пепельниц». Из пепельниц – это что-то новенькое… «А вот балкон, – продолжал Роже, – с которого Маркс впервые прочитал „Манифест коммунистической партии“». Мы с разными чувствами посмотрели на балкон: кто с уважением, а кто с опаской, а вдруг глянет оттуда призрак коммунизма…

Королевский дворец… Кафедральный собор Сен-Мишель, заложенный аж в 1225 году (а что в это время было на Руси?..). Причуды короля Леопольда: китайский павильон и японская красная пагода. И сразу вспоминается Киплинг: «Возле пагоды Мульмейна, на восточной стороне, / Знаю, девочка из Бирмы вспоминает обо мне…» По ходу осмотров я постоянно задаю вопросы Роже, и он начинает меня звать «Юрий Вопросович»…

Знаменитое Ватерлоо… Миниатюрные фигурки счастливых победителей Бонапарта – маршалов Веллингтона и Блюхера… Ресторан. Его содержит Норберт Брасин – потомственный наполеоман, пацифист по духу…

Вечерняя прогулка по Брюсселю. Авто-секс-сервис. В тихом переулке вас нагоняет машина с красным огоньком, на ходу открывается дверца, вы видите длинную голую ногу, и её обладательница приглашает вас в салон и занять место у руля. Как в старой дореволюционной шансонетке:

Шофёр мой милый, как ты хорош,
За руль возьмёшься – бросает в дрожь.
Ты знаешь, как поставить,
Ты знаешь, как направить,
И нежданно полный ход даёшь…
Я замираю, я вся дрожу,
Сама не знаю, чего хочу…

Опять же всё это не для нас. Советский турист еле добрался до номера отеля и полоскал в белоснежной раковине грязные носки и рубашку.

8 июля

Брюгге… Странный, какой-то нескончаемый праздник жизни. Все ходят сытые, праздные, довольные! Как будто за спиной остались все огорчения, заботы, печали. Как будто на свете нет кошмара наёмного труда. Нет подчинения и насилия. Нет ничего повседневного тяжкого и нудного. А есть одно – вечный праздник, буйство красок и дионисийское начало!..

Побережье Северного моря. Зейбрюгге, Кнокке. В холле казино выставка картин мэтра сюрреализма Поля Дельво. Ничего подобного я не видел: обнажённые женщины в средневековых интерьерах. Не «прелестные подруги для забав», а статуи, как мраморный декор – синеватые, фантомические. Эффект ошеломляющий… (Комментарий из февраля 2010 года. Через два десятилетия я написал в газете «Вечерняя Москва»: «Все знают Сальвадора Дали, но никто не знает Поля Дельво.)

На обратном пути – Гент. Кафедральный собор святого Павона (Павла). Потрясающий алтарь Ван Эйка, большой полиптих из 12 частей… Переезд в Антверпен…

9 июля

С Сашей выскочили на утренний променад. Я шёл мимо ломящихся от товаров витрин магазинов и матерился, как последний одесский биндюжник. Мою матерщину К. воспринимал как своеобразный протест против общества потребления.