О СССР – без ностальгии. 30–80-е годы

Прощай, работа! Здравствуй, отпуск! Традиционные кофе с пирожным, и в половине пятого я исчез с работы. Месячный отпуск. Перерыв от машинки. Тайм-аут от комитетских физиономий. Встретились с ребёнком, купили по дороге торт «Агат» (рифма: шпагат) и поехали домой ужинать. Это был чудесный вечер. Олечка рассказывала свои стюардессные истории: один пассажир долго рвался на самолёт, не было билетов. Его наконец посадили, но так как на него не оставалось еды, ему при посадке сказали: «Садись, но только без питания». Он понял это по-своему и без сожаления зашвырнул свою авоську с продуктами с трапа на лётное поле: «Без питания – так без питания», и 8 часов до Иркутска голодал.

А потом сидели в моей комнате: Ще в кресле вязала, ребёнок в другом кресле листал «журналы с картинками», какая-то зарубежная станция передавала красиво звучащие старые мелодии, у ног тёрся кот, – и было спокойно и уютно необыкновенно.

…Подвигается мой календарь-поминальник, лирико-философский, курьёзно-серьёзный, фенологический и исторический. Если бы не работал, сделал бы его быстро, а так всё деланье идёт урывками…

Отпуск: от Адлера по побережью до Батуми

8 октября

В пять минут первого ночи поезд «Рица» рванул в ночь. Наши соседи по купе тоже ехали на отдых, но в Туапсе. Все разговоры вертелись вокруг погоды: всё ли время будет идти дождь и удастся ли подойти к морю. День был длинный и нудный, как железнодорожный состав. Были беззащитны против радио. Несгибаемый Иосиф Кобзон бесчисленное количество раз повторял про роковые отрезки времени:

Свистят они, как пули у виска, –
Мгновения, мгновения, мгновения…

Изрядную долю развлечения внёс на редкость говорливый и шустрый проводник Иван Заруцкий, который, даже подметая пол, шутил и балагурил: «Ну, что, хохлы, не хотите знаться с кацапами?!» – задирал он незнакомых людей на перроне. Себя он представлял не иначе как «Мишка-краковяк» и хмыкающему пацанёнку великодушно отдал свою форменную фуражку: «На, носи до Таганрога».

А поезд тем временем убегал всё дальше от российских полей и есенинских берёзок… «Грусть моя, ты покинь меня», – щемяще выводило радио.

9 октября

После ночи состав вырвался к морю и побежал по береговой кромке. «Хорошей погоды вам, – пожелал добрейший Заруцкий и тут же добавил: – Которой, конечно, нет».

В Адлере погода оказалась более милостивой: дождь лишь моросил… Нудное оформление в пансионате, и с помощью дежурного администратора возносимся на лифте на 13-й этаж. Бросаем вещи, моем руки и в плащах выскакиваем знакомиться с местом нашего отдыха.

Перед взором раскинулось обширное плато, лежащее между морем и горами, почти без зелени, но с взметёнными вверх стеклобетонными небоскрёбами. Четыре 15-этажные «дуры» имели к тому же «окаёмку» из 3-4-этажных карликов-пансионатов. Первое ощущение: бежали из одного мегаполиса, а по иронии судьбы попали в такой же вертеп урбанизма.

С трудом согнав со своего лица туман скепсиса, отправились на первый обед. Поначалу показалось, что мы ошиблись и не туда зашли. То ли попали на республиканский слёт доярок и телятниц, то ли на всесоюзную конференцию чабанов. В двух огромных залах было черно от людей и стоял ровный гул от ударной работы челюстных мышц. То была столовая, а точнее, приёмный пункт калорий на 1670 посадочных мест, фабрика по уничтожению гороховых супов и цыплячьих ножек, завод по переработке непроваренного риса и киселя из гнилых яблок… А вечером масса гуляла… И главное, не индивидуально, а коллективно, скопом, стадом, толпой, где человек перестаёт быть самим собой и становится таким, как другие.

Как говорил Мартин Хайдеггер: «Мы наслаждаемся и развлекаемся так, как наслаждаются и развлекаются; мы читаем, смотрим, судим о произведениях литературы и искусства, как читают, смотрят и судят; мы находим возмутительным то, что считают возмутительным».

Именно такой стадный, массовый, конвейерный отдых предстал перед нами в Адлере. Будто скрытый механизм однообразно и скучно нивелировал людей, отштамповывая из них ровненькие блестящие болванки, похожие друг на друга, как близнецы. Как утверждал «датский Сократ» Серен Кьеркегор, нивелирование представляет собой «победу абстракции над индивидами».

По дороге услышали примечательный разговор. Молодой человек выговаривал спутнице: «Что ты всё талдычишь „срок“ да „срок“, словно отбываешь тюремное заключение».

12 октября

Утро мглистое. Единственный просвет – перепелиные яйца на завтрак… После схватки, не менее ожесточённой, чем за мыс Адлер, удалось позвонить в Москву. Кабинка с телефоном одна, а народа вокруг неё прорва, и всё какой-то нервный, явно не отдохнувший. В очереди одна москвичка: «А чего тут хорошего? Живём в маленьком корпусе, комната на четверых, умывальник на шестерых, бельё плохое, сушить негде, податься некуда. И цены – 120 рублей… Многие уезжают раньше срока». Нет, у нас в «Коралле» получше.

13 октября