Читаем О СССР – без ностальгии. 30–80-е годы полностью

Строчит пулемётчик,Чтоб синий платочекбыл на плечах дорогих…

Наши реалии и непременно с пулемётом.


1 апреля

Был на Пятницкой, и ощущение, что с радио никогда не уходил. Всё знакомые лица. Поговорил с Сашей Жетвиным, которого ещё помню со времён многотиражки в Плехановском институте, писавшего горячие и взволнованные стихи. А что сейчас: седой, измотанный мужик. Спросил его, почему до сих пор не уходишь с радио, вроде бы собирался? А он в ответ: как уйдёшь? С утра до вечера, то репортаж, то комментарий, то интервью, и упускать гонорар не хочется: деньги, как брошенный в воду якорь, – не отплывёшь! Мне Егор Исаев говорит: «Собери книгу своих стихов – издам! А мне всё некогда…»

Ремарка вослед. Так ничего и не издал подававший литературные надежды Александр Жетвин, ещё учинил какую-то семейную драму, в результате понижение в должности на р/с «Маяк», и сгорел Саша преждевременно, сломав собственную судьбу. Не он первый, не он последний… (11 октября 2018 г.)

Как хорошо, что я соскочил с этой гонорарной карусели и ушёл (а точнее: меня ушли) и начал по существу новую жизнь…


5 апреля

За турнир Гранаткина получил небольшие деньги. Стоял в длиннющей очереди среди тренеров, судей, журналистов. Удивительное дубьё, и никакой им Тарковский с «Зеркалом» и «Сталкером» не нужен. Ну, об Андрее написал материал, 16 стр. Ще прочитала и всплакнула.

– Почему слёзы?

– Тебя жалко, – ответила Ще.

Дочитал 6-й том Стефана Цвейга, и потрясло некое совпадение с жизнью Гёльдерлина, Клейста и Стендаля.

«Как и Гёльдерлину (Фридрих Гёльдерлин, 1770–1843, немецкий поэт-романтик), мне никто не мог привить твёрдость и суровость, укрепить мускулы чувства для борьбы с вечным врагом, с жизнью» – так написал Цвейг. Гёльдерлин избегал вульгарной практической деятельности, отказывался погубить себя недостойным занятием. Так и я, в сущности, отказался от карьеры. Вот почему Фомин – главный редактор, а я – всего лишь заведующий отделом журнала. Меня привлекают не встречи и общение с полезными людьми, а только свои интеллектуальные игры… Как и Гёльдерлина, меня гнетёт тоска по недосягаемой выси… The world is too brutal fame – «Мир слишком груб для меня», – говорил Гёльдерлин.

Я тебе, наверное, кажусь загадкой?Правда? – Можешь быть спокоен.Бог мне кажется такой же, –

писал другой цвейговский герой – Генрих фон Клейст (1777–1811), немецкий писатель-романтик, покончивший с собой вместе с возлюбленной… Цвейг так определил жизнь Клейста: «вечное бегство от пропасти и вечное стремление к глубинам». Клейста съедал «шипящий выводок страстей». Я подобно Клейсту (если не сравнивать, что сделал он и что делаю я) – «я творю только потому, что не могу перестать», – утверждал романтик из далёкого начала XIX века.

Ну, и третий – Стендаль (Анри Бейль) – лжец и мистификатор. «Вводить других в заблуждение – такова была его постоянная забава; быть честным с самим собой – такова его подлинная непреходящая страсть» (Ст. Цвейг).

«Говоря по правде, – писал Стендаль Бальзаку, – я вовсе не уверен в том, что обладаю достаточным талантом, чтобы заставить читать меня. Иной раз мне доставляет большое удовольствие писать. Вот и всё».

А ещё я, как и Стендаль, что-то собираю и беспрерывно делаю выписки и пометки. Чисто стендалевское качество: познать себя. Не забыть что-либо из пережитого, вычерпнуть горстями реку жизни…


11 апреля

Стендаль – далеко и высоко, а вот Саша Стрижев рядом, встречался с ним, работает в приложении к чему-то – «Приусадебное хозяйство» и шутит: «Сижу, как репа, на грядке». И откровенно: «Не хочу писать на современные темы, о передовиках труда, лучше о брюссельской капусте. Хочу оставить в душе свободную зону и заниматься тем, чем хочу…» И поэтому Стриж читает дореволюционных религиозных авторов. Плюс фенология и ботаника. Какой-то отзвук от Осипа Мандельштама:

Брось, Александр Сердцевич,Чего там? – Всё равно!Всё, Александр Герцевич,Заверчено давно!..


14 апреля

В рабочий день, проведённый дома, в 20.40 закончил печатать 9 страниц эссе «Ещё раз о нём» – об Андрее Вознесенском. Некая рецензия на последние стихи поэта.

Торопись, моя современница,годы сдвинутся, царства сменятся…

Читаешь Вознесенского, и видишь всё тот же набор тоскливо-отчаянных чувствований и эмоций на взрыде: «Что уж плачь! Открылся страшный клапан!..» Поэт весь в негодовании на серость, лишённую интеллигентской рефлексии, чеховской совестливости, жажды правды и справедливости, выражает своё неприятие тех, кто поклоняется, как богу, собственной выгоде. Часть из них, по мнению Андрея, всего лишь «молодые гномики экономики», вся эта шушера, разжиревшая на нынешних дефицитах и нехватках…

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное