О СССР – без ностальгии. 30–80-е годы

Кто это всё придумывает? Интеллигенты горазды на всякие придумки и хохмочки. Веронику Дударову переименовали в Венерику Додырову. Если она это слышала, то наверняка упала в обморок…

Но лучше анекдотов и устных рассказов была всё же сухановская библиотека с обилием дореволюционных изданий, от Арцыбашева до графа Салиаса. У Льва Толстого натолкнулся на неоконченную комедию «Заражённое семейство». Один персонаж там говорит:

– А вот, как хочешь – не даётся женщинам вместе миловидность и развитие. Эти глупенькие, розовенькие всё-таки приятнее…

С интересом прочитал небольшую повесть Генриха Бёлля «Потерянная честь Катарины Блюм»… В «Огоньке» за 1950 год обнаружил стихи Дыховичного и Слободского «Тётя Даша едет за границу»:

Тётя Даша, взвесив обстановку,
Спать ложится: утром – на вокзал…
Снится ей, что ей командировку
Сам товарищ Сталин подписал…

Я прочитал Нине Абрамовне стихи её брата, она заулыбалась с нежностью (вспоминая не о Сталине, а о брате). Он имел хорошую профессию, но бросил всё и ушёл в эстраду. Был очень непрактичным в жизни. Дружил с Константином Симоновым, который, как призналась Дыховичная, ухаживал за ней. «Но я ничего не записала, а сейчас уже ничего не помню…» Да, Нина Абрамовна, надо было бы дневник вести, и тогда воспоминания о Косте всплыли бы мгновенно…

С любопытством и трепетом листал дореволюционные журналы: «Мир искусства», «Столица и усадьбы», «Золотое руно» и др. Издавали роскошно: рисунки, фотографии, акварели, шрифты, заставки, виньетки, наконец, сама бумага… Но всё после революции закрыли, разогнали, уничтожили и начали с красного нуля… А журнал «Столица и усадьба» имел подзаголовок «журнал красивой жизни». И фото роскошной женщины – княгиня Мария Павловна (Абамелек-Лазарева – урождённая Демидова Сан-Донато). И чем она закончила? Умерла в изгнании, в нищете?..

Рубрика «В стране любви и землетрясений»… Стихи Агнивцева… рисунок: женщина в шляпке сидит за столом. Пустые тарелки. Выпито вино. На её губах лукавая улыбка: «Господа, заплатите кто-нибудь за мой ужин, а я того угощу… десертом».

Ранний Лев Никулин. Стихи про Петергоф: «Где так пикантны проститутки / И „страсть шикарны“ юнкера…» Фёдор Сологуб:

Расстегни свои застёжки и завязки развяжи,
Тело, жаждущее боли, нестыдливо обнажи…

И, конечно, апология вина. «Не пить вина – это всё равно что не читать прекрасных стихов, не влюбляться в женщин, жить в беспросветной прозе».

А на Руси, где ж пить – веселье,
Где жить нельзя без кабака…

Ах, эта сладкая предреволюционная жизнь богатых и состоятельных людей: вино, женщины, экипажи, моторы, карты, мистицизм. «В России любовь к мистическим пряностям доходит подчас до исступленного хлыстовства…»

До хрипоты спорили о путях развития России. В фельетоне за подписью Вл. К. прочитал: «В истории России не было периода, когда миллионы народа работали энергично. Были толчки единичной воли (Пётр Великий), но работала только эта единичная воля, думал только один, а остальные шевелились под угрозой палки. Как только палка скрывалась, так затихала и работа. Слишком ли мы молоды или уже слишком стары?..»

Это написано в апреле 1917 года и наводит на грустные размышления. Вот и сейчас призывы – «ускорение», «перестройка», – а основная масса работников продолжает пребывать в сладкой полудрёме… Славянская лень, национальная черта. Такой менталитет. Хоть головой об стенку бейся – ничего не изменится.

Пожилая дама в пьесе Чулкова: «Хочется упасть на землю и выть от ужаса».

Из старых объявлений: «Роскошный бюст. Метод Гарнье… гарантируется округлость, белизна и упругость».

«На днях поступает в продажу новый роман „Пора любви“. Требуйте во всех магазинах Петрограда, Москвы и провинции».

Поэт Потёмкин: «Блестят на солнце зубы / У девушек и баб: / Их смех и удаль любы, – / Любая обняла б».

Все эти старые журналы хочется листать и листать.

Пусть я паук в пыли библиотек:
Я просвещённый, книжный человек,
Людей, как мух, в сплетеньях слов ловлю.
Встаю чуть свет: читаю, ем и сплю…

Это – Андрей Белый. «Любитель мудрости». И Мережковский, повесть в стихах «Вера»:

Повсюду жалобы: «Искусство пало».
Поэтов тьма – поэзии не стало.

И он же, Мережковский, в статье «Грядущий хам» мечет гром и молнии в мещанство. «Чечевичная похлёбка умеренной сытости» – неменяющийся рацион обывателя. «Жизнь русской интеллигенции – сплошное неблагополучие, сплошная трагедия».

Цитировать можно без конца. Но, увы, устал. И напоследок всё же Мережковский, стихотворение «Старость»: