О СССР – без ностальгии. 30–80-е годы

Мне юности не жаль: прекрасней солнца мая,
Мой золотой сентябрь, твой блеск и тишина.
Я не боюсь тебя, приди ко мне, святая,
О, старость, лучшая весна!..

16 октября

Ещё в отпуске. В «Варшаве» посмотрели фильм Тодоровского «По главной улице с оркестром», в Музее Востока попали на выставку Пиросмани. Бедный художник: жизнь не баловала его, недаром на одной из его клеёнок-картин бедного зайчика терзает огромный хищный орёл. Пытались что-то купить в магазинах (спортивный костюм, кофе…) – бесполезно. Что за система, что за страна, где невозможно пристроить честно заработанные деньги?! Мыкаются все, как последние дураки. Мирное небо над головой, а радости нет…

24 октября

Остаток отпуска планировали провести в Ленинграде, во Львове, Риге, а поехали в Ярославль – 20 октября поездом. Вагон грязный, противный, даже рыжий таракан откуда-то сверху свалился на столик. Четыре часа мучений, и приехали. Я предварительно звонил местному коопначальству, и нас поместили в уютненькую гостиничку обкома партии. Город понравился, много старины и малолюдно, отдыхаешь от московской суеты.

21-го с утра прогулка. Ще то и дело вскрикивала: «Смотри сюда! Боже, какая церковь! А дальше видишь, какой замечательный старинный дом!..» Затем на «Волге» в сопровождении инспектора по кадрам отправляемся в Тутаев (38 км). Тоже есть что посмотреть, но, к сожалению, всё в забвении, в хламе, в разрухе. А все восстанови, покрась, приведи в порядок и вози сюда иностранцев, греби валюту, но нет. Не можем? Не умеем? Не хотим? Немцев бы сюда да японцев – они показали бы, какое золото лежит у нас под ногами. Вечером вернулись в Ярославль. Побывали на знаменитой «стрелке» – на косе на Волге и даже посмотрели спектакль в Ярославском академическом театре им. Фёдора Волкова. Пьеса Арбузова «Виноватые» – какая-то вариация Островского. В буфете рядом с конфетами лежат куски варёной курицы…

22 октября. Поездка в Ростов Великий. На берегу озера Неро возвышается архитектурный ансамбль, сооружённый при митрополите Ионе в конце XVII века. Ростовский кремль. Отреставрировано, но чрезвычайно плохо. И, как обычно, запустение, грязь, сиротская неухоженность. Не Ростов великий, а Ростов убогий. Не умеем хранить старину, не дорожим ею…

А вот и Карабиха, усадьба Некрасова. Поэт предвидел:

Знаю: на место сетей крепостных
Люди придумали много иных…

Тоталитарные цепи посильнее, пожалуй, сетей крепостных…

Вечером погуляли по ярославской набережной, а рано утром 23-го снова на поезде «Ярославль» отправились в Москву. И погода, как кто-то сказал, «разжмурилась».

2 ноября

Отпуск кончился. Началась работа. Пошёл густой быт… «Голоса» поведали, что Брежнев затащил страну в экономический тупик да помимо этого вверг её в ряд внешнеэкономических авантюр (Афганистан, Йемен, Эфиопия и т. д.). А теперь это всё надо расхлёбывать. В стране голод не голод, но нет мяса, масла, овощей и прочих продуктов. Анекдот про старого чукчу:

– Что вы испытывали до революции?

– Голод и холод.

– А сейчас?

– Голод, холод и большое чувство благодарности.

Перефразировка старой темы. У Даля есть поговорка: прежде жили – не тужили; теперь живём – не плачем, так ревём!.. Кругом суета, очереди, страдания и радость вокруг глагола «достать»: достал – не достал.

8 ноября

5-го был сбор у Чижовой. Были Куриленко, Меркуловы, Давидовские, Ильенко, Боряки… Я написал и прочёл грустные строки:

Как в старом году на Арбате,
Где переулки, как пальчики,
Собрались в тесноте, будто в вате,
Прежние мальчики…

Мальчики, ставшие дедами,
Мальчики с седыми висками.
Жизнь наша неведомая,
С загадочными глазами…

Что впереди ещё будет?
Не задавайте вопросов.
Ах, как путь этот труден –
Всё по крутому откосу…

Лина обиделась: а где же девочки?.. А дальше кипучий разговор про Рейкьявик, Чернобыль, про Щёлокова – страсти кипят, глаза горят, никто не хочет соглашаться ни с кем, каждый настаивает на своей версии событий. Умора! Самое большое удовольствие для русского человека – не дело делать, а всласть поговорить, поспорить, выпустить душевный пар… Бывший комитетчик Боряк причал: «Я пенсионер! Я всё могу говорить!..» Ильенко: «Не надо чернить Щёлокова: он столько хорошего сделал для миллионеров…» Толя Ильенко – бывший милиционер, ему, наверное, виднее. Короче, словесный гвалт, крышка кипящего чайника… Итак, бывшие школьники, одноклассники: один умер, один инвалид второй группы, двое вышли на пенсию, остальные вкалывают и мечтают о покое… Вспоминали Тарковского… Было ощущение какого-то братства, но на самом деле это, наверно, всего лишь иллюзия…