13 октября. С утра летели хлопья снега. Спасала библиотека. «Окаянные дни» Бунина, дневник Николая II («День был хороший, таяло. Пилили дрова. Вечером читал вслух „Женитьбу“ Гоголя…»). И ещё: «Поездка в Москву 37-го года Фейхтвангера» и «Дело врачей 1953 года».
14 октября. С утра дождик, но всё равно гуляли.
Игорь Северянин. Два кино в день: «Утоли мои печали» – наш, и «Маски» Клода Шаброля – закручено, заверчено, смотрели на одном дыхании. Вечером все прильнули к телевизору – выступал Алан Чумак. Массовый психоз – Чумак, Кашпировский, – все лечатся, все верят, все на что-то надеются.
15 октября. Давит мрамор. Мавзолей имени товарища Хеопса. И далее всё пошло как-то вразнос: плохой сон, плохое самочувствие, плохая погода. И даже закрытый показ эротической «Греческой смоковницы» не поднял настроения… 19 октября – последний день в Воронове. И как насмешка – голубой день…
28 октября
После Воронова в Москве благодать, омрачённая задымлением телевизора: сгорел «Электрон». А где купить новый? Наугад открыл Библию: «…Он сказал: Будьте спокойны, не бойтесь…» И мы сразу успокоились. В московскую часть отпуска гоняли львовские плёнки: «Пусть туман колышется, / Пусть гитара слышится, / Но не мешайте мне спокойно жить». В последний день отпуска был в гостях у Вити Черняка. Потихоньку издаётся, предлагал написать что-то вместе. Он – на вольных хлебах, но я-то на работе, и когда?..
7 ноября
Львов, Вороново забыты. Жизнь покатилась по привычной колее. Редакционная лямка, чтение прессы и книг, писание в стол и, конечно, наш забубённый быт. И мрут журналисты, не достигнув и 60-летнего возраста: гл. редактор «Учительской» Матвеев, спортивный журналист Токарев, знаменитый известинец Борис Федосов. Жизнь косит всех… Домой с работы возвращаешься в темень и по грязи, как будто это не Москва, а какой-нибудь Кологрив.
В роскошном «Нашем наследии» публикация о Софье Парнок – новое для меня имя. Мне было 8 дней от роду, а она уже писала: «Счастливы те, кто успевает смладу доискриться, допениться, допеть» (10 марта 1932 г.). Опять зашиваюсь в чтении: Стефан Цвейг, Анатолий Мариенгоф, Сергей Довлатов и далее по длинному списку.
12 ноября
Специалисты подсчитали, чтобы в наш век быть компетентным, нужно ежедневно прочитывать 1–2 газеты, 1–2 журнала, 100–50 страниц научного (профессионального) текста и столько же просматривать для самоинформирования. Я проглатываю больше, но надо признаться, это зверски утомительно.
А что с работой? К. снова запил, Д. бастует и выдвигает какие-то требования, у Гриши разлад в семье и ему не до работы над номером, Фомин, как всегда, в высших сферах… Но и у Ще не лучше, если не хуже: институт, по существу, брошен на произвол судьбы, никому ничего не нужно. Люди ходят на работу, получают деньги и ни фига не делают, – гримасы социализма. А плохое социальное самочувствие приводит к плохому физическому. У всех какие-то боли, жалуются, куксятся. Идёт какой-то развал. Вот и я: то сердце, то нога, то суставы рук. А тут ещё глаза. Надо колоть витамины… И с плохими глазами в Италию?.. А что творится в политике! Вслед за падением Хонеккера в ГДР пал Тодор Живков в Болгарии (социалистические колоссы). Как карточный домик – пошла цепная реакция. Ну, и у нас полный раздрай. «Московская правда» цитирует слова секретаря Российского народного фронта Владимира Иванова: «У всех советских людей один и тот же общий враг – тоталитарная и бесчеловечная коммунистическая система, позорный и порочный общественно-политический строй… ну, а идеологами всего этого мракобесия были Маркс и Энгельс…»
Господи, какая-то ужасная каша в голове, и при чём здесь Маркс? Он писал верные вещи для своего времени, и не он строил в России то, что мы имеем сегодня… Поэт Алексей Марков сказанул правду-матку о дури народа и каре за это: «О подвигах орали, / Гремел словес обвал, / А выжали Аралы, / Загадили Байкал…» и концовка:
А может быть, во втором случае не «потомки», а «потёмки»?..
Короче, как сказали на «Радио Свобода», в рядах КГБ посеялась растерянность: «Крамола разлита из края в край, / Теперь бы только сажай и сажай…» Как было «хорошо» при Сталине: могильная тишина, никто пикнуть не мог, а тут на тебе, разговорились, и, наверно, для многих чекистов это невыносимо…
19 ноября