Пожалуй, надо что-то вытащить из той далёкой тетради. На одной из первых страниц рубаи Омара Хайяма в переводах Германа Плисецкого.
Далее отрывки из романа Тургенева «Рудин»:
«Наталья приподняла голову. Прекрасно было её бледное лицо, благородное, молодое и взволнованное – в таинственной тени беседки, при слабом свете, падавшем с ночного неба.
– Знайте же, – сказала она, – я буду ваша.
– О боже! – воскликнул Рудин.
Но Наталья уклонилась и ушла».
За Тургеневым – Герцен «Дилетантизм в науке», и ещё статья «О развитии революционных идей в России»:
«У народа, лишённого общественной свободы, литература – единственная трибуна, с высоты которой он заставляет услышать крик своего возмущения и совести».
Листаю страницы: Писарев, Ганди, Лев Гинзбург, Баратынский – скачки по времени. Слова, выражения, мозаика фактов, выписки о театре – Ионеско и Беккет, Жан Кокто… Книга Юрия Борева «Эстетика». Гундзи Макакацу «Японский театр кабуки». «Сумма технологии» Лема. Иосиф Крывелев «Что знает история об Иисусе Христе?» (1969). Гёте «Фауст». Восклицание Вагнера:
На что Фауст отвечает:
Нет, хватит листать толстенную тетрадь выжимок, пассажей и фраз. Под конец лишь приведу стихотворение Николая Ушакова:
Из прочитанных книг: «Латинские изречения», «Русская философия XI–XIX веков», «Ленинизм и философские проблемы» (изд. «Мысль», 1970), Норберт Винер «Кибернетика», Томас Манн «Иосиф и его братья», Кэнко-Хоси «Записки от скуки» (начало XIV века) – «Цели недостижимы, стремления безграничны. Сердце человека непостоянно. Всё сущее призрачно…»
Диалоги Платона, Гегель, Бабель, Курт Воннегут, Владимир Леви «Я и Мы», и хватит: устал перечислять. Выражаясь поздним языком XXI века: объём информационного потребления достаточно высок. И всё аккуратно записано чётким почерком, который с годами превратился в каракули…
70-е годы на радио – это некая двойная жизнь. Дома я читал разное и разбирался в многообразии мира, записывая по ходу чтения в заветную тетрадь «Аэрофлота», а на работе писал совсем другое: тексты чистого пропагандизма, клеймил империалистические страны и восхвалял советский образ жизни. Вёл еженедельную международную панораму, «Беседы Ивана с Жоаном», отвечая на разные вопросы слушателей, типа: «Легко ли в СССР найти работу?», «Как осуществляется социальное обеспечение в СССР?», «Участие населения в управлении обществом», «Положение молодёжи», «Существует ли в СССР проблема отцов и детей?» и т. д. Но сочинял программы и для души, к примеру, к 30-летию «короля футбола» Пеле, программа «Спорт в СССР» и вновь это часто встречаемое «и т. д.».
Так оно и сочеталось: книгочей, поклонник поэзии и одновременно пропагандист и агитатор.
Хронику личных событий не привожу, так как дневник как таковой отсутствовал. Нашёл только какие-то разрозненные записки об отпуске. Итак…
Поздним вечером 2 августа мы с Ще отправились в отпуск на поезде «Шексна» в Вологду. Приехали. Походили по городу. Ночь провели раздельно в общежитии гостиницы «Северная», и разразился психологический кризис, или по-другому душевный надломчик. Какое-то внутреннее раздражение возникло ещё на Ярославском вокзале, где первые буквы «Ярос» потухли, а светились лишь «лавский вокзал». Почему-то неприятной оказалась фраза одного нечёсаного сального мужика: «Не знаю, что такое, но как проснусь, так есть хочу». Короче, темна и непонятна душа интеллигентного человека, поклонника творчества Кафки и Достоевского. Весь он – боль, сомнение и неверие. Всегда в нём загораются странные симпатии и ещё более странные антипатии.