О старости. О дружбе. Об обязанностях

Цицерон старается убедить себя в преимуществах своего отхода от государственных дел: «Кто не даст мне возможности, когда отечество либо не может, либо не хочет пользоваться моими услугами, вернуться к той жизни, которую многие ученые люди, быть может, и неправильно, считали все же заслуживающей предпочтения даже перед государственной деятельностью? Почему бы мне не предаться, с согласия государства, занятиям, которые, по мнению великих людей, могут освобождать нас от общественных обязанностей?» (Fam., IX, 6, 5; п. 468). Цицерон писал это Марку Теренцию Варрону, который, занимаясь наукой больше, чем он сам, все-таки, как последовательный сторонник сената в 46 г. уехал в Испанию и присоединился к сыновьям Помпея.

Прощенный и, казалось бы, обласканный Цезарем Цицерон был вынужден общаться с цезарианцами — «бывать на обедах у тех, кто над нами властвует…. быть рабом обстоятельств» (Fam., IX, 7, 1; П. 461, ему же). Он поддерживает добрые отношения с цезарианцами Гирцием, Кассием и Долабеллой (Fam., VII, 33, 1; п. 471; IX, 18, 1; п. 472). Он старается снискать доверие человека, называть которого по имени он избегает, — «того, в чьих руках власть» (Fam., IX, 16, 3; п. 470), «того, кто могущественнее всех» (Fam., IV, 13, 2; п. 478), т. е. диктатора Цезаря. Он ходатайствует перед ним о прощении или хотя бы об облегчении участи помпеянцев, находящихся в изгнании: Публия Нигидия Фигула, Квинта Лигария, Марка Клавдия Марцелла, Авла Цецины и др.

В сентябре 46 г. Цицерон пишет Лигарию: «Знай, весь труд, все усилия, заботы и рвение я трачу ради твоего восстановления в правах… По просьбе твоих братьев, я пришел рано утром к Цезарю и испытал всю оскорбительность и горечь доступа к нему и встречи с ним… Когда твои братья и близкие лежали у его ног, а я излагал все то, чего требовало твое дело… то не только из слов Цезаря, вполне благожелательных, но и по выражению его лица… я сделал вывод, что в твоем восстановлении в правах не может быть сомнений» (Fam., IV, 9, 2; п. 490).

Консулу 51 г. Марку Марцеллу, жившему в изгнании в Митиленах, Цицерон советовал не считать себя в безопасности и, с согласия диктатора, возвратиться в Италию, так как «мечу дозволено все» (Fam., IV, 9, 4, π. 488). Марцелл не ходатайствовал перед Цезарем о помиловании, за него хлопотали его родные.

В 46–45 гг. Цицерон шлет Авлу Цецине обнадеживающие письма с советами о том, как ему добиться прощения у Цезаря (Fam., VI, 6, 8; п. 491; 8, 1 сл.; п. 527; 7, 1 сл.; п. 532; 5, 2 сл; п. 537).

Особенно примечательны письма Цицерона к далекому от политики эпикурейцу Луцию Папирию Пету, полные горечи и иронии и в то же время сдобренные остротами; но это — смех сквозь слезы. Так, в июле 46 г., сообщив Пету о том, как к нему относятся Цезарь и близкие к нему люди, он пишет: «Все ненадежно, так как отошли от законности и ни за что нельзя поручиться. Неизвестно, каково будет все то, что зависит от доброй воли, не скажу — прихоти другого человека». Он тут же переходит к описанию званых обедов и вдается в гастрономические подробности (Fam., IX, 16, 3; п. 470). Письмо от августа 46 г. начинается с рассуждений о пирушках и яствах; далее Цицерон пишет: «Утром меня приветствуют многие честные мужи, правда, опечаленные, и нынешние ликующие победители; последние относятся ко мне весьма предупредительно, ласково и любезно. Как только приветствия схлынут, зарываюсь в литературные занятия… Отечество я уже оплакал сильнее и оплакивал дольше, чем любая мать — единственного сына» (Fam., IX, 20, 3; п. 473). «Мы уже четыре года живы по милости, если это милость или жизнь — пережить государство [934]… Произойдет все то, чего пожелают те, кто будет в силе, а сильным всегда будет оружие… Даже сам глава [Цезарь] не знает, что будет; ведь мы в рабстве у него, он — у обстоятельств» (Fam., IX, 17, 1; 3; п. 477). В письмах от октября 46 г. Цицерон пишет Пету о народном юморе, о старших и младших патрицианских родах и о разных событиях в этой среде (Fam., IX, 15; 21; п. 494 и 496).