О старых людях, о том, что проходит мимо

– Не помню, Отилия.

– Конечно, тебе было всего лет восемь, и ты играла в большущей игровой комнате в доме grand-papa Такмы, где стоял великолепный кукольный дом.

– Да-да…

– С тех пор я в Гаагу не ездила.

– Ты поехала учиться в консерваторию в Льеже…

– Да.

– Когда ты в последний раз пела? – спросил Лот.

– Недавно, в Париже…

– Мы о тебе ничего не знаем. В Голландии ты совсем не выступаешь.

– Я никогда больше не поеду в Голландию.

– Почему, Отилия? – спросила Элли.

– Голландия на меня очень давит.

– Сама страна или люди?

– Всё на свете. Страна, люди, дома… наше семейство… наш круг общения…

– Я тебя понимаю, – сказал Лот.

– В Голландии я не могла дышать, – сказала Отилия. – Я не то что критикую страну, людей и семью. Все имеет и хорошие стороны. Но как низкое серое небо не давало мне дышать, так и дома сдавливали мой голос, и я не могла петь, я все время чувствовала вокруг себя что-то, не знаю что, что-то ужасное….

– Что-то ужасное? – переспросила Элли.

– Да. Какую-то атмосферу. Дома у нас с maman всегда были сложные отношения, как и у maman с papa. Ее характер, эти детские капризы приводили меня в бешенство. У Лота куда более покладистый нрав.

– Тебе, Отилия, надо было родиться мальчиком, а мне девочкой, – сказал Лот с грустью.

– Но я до мозга костей женщина, – сказала Отилия.

И взгляд ее слегка затуманился, а в улыбке мелькнуло выражение счастья.

– Охотно верю, – ответил Лот.

– Да, – продолжала Отилия. – С мамой я постоянно не ладила. Я чувствовала, что мне необходима свобода. Надо же жить! И я чувствовала в себе голос. Я хорошо училась, серьезно училась, много лет. И добилась успеха. Пение – моя жизнь.

– Но почему ты поешь только на концертах, Отилия? Ты не любишь оперу? Ты же поешь Вагнера.

– Да, но я не могу перевоплощаться в персонажа дольше, чем на несколько минут. Дольше, чем на одну арию. Перевоплотиться на целый вечер я не в состоянии.

– Я тебя понимаю, – сказал Лот.

– Да, – оживилась Элли. – Заметно, что ты сестра Лота. Он тоже не может работать дольше, чем нужно, чтобы написать статью или эссе.

– Это фамильное свойство, Отилия, – сказал Лот. – Это наследственное.

Отилия задумалась с улыбкой на губах. Улыбка Джоконды, отметила про себя Элли.

– Возможно, это правда, – сказала Отилия. – Какая малышка Элли наблюдательная!

– Да, – подтвердил Лот с гордостью. – Что правда, то правда. Мы тут все трое люди неординарные.

– М-да… – погрузилась в воспоминания Отилия. – Голландия… Эти дома… Эта атмосфера… в доме maman с ее Тревелли. Это было ужасно. Сцены, сцены… Тревелли ревновал maman к papa, maman ревновала Тревелли к его тысяче любовниц! Вот уж ревнивица! Ее шляпка и накидка всегда висели в передней. Когда «господин» Тревелли собирался выйти из дому, maman спрашивала: «Хью, куда ты идешь?» – «Doesn’t matter[25]» отвечал Тревелли. «Я с тобой», говорила maman, надевала накидку и шляпку бог знает как и шла с ним вместе. Тревелли ругался. Устраивал сцену, но maman все равно выходила из дома с ним вместе. Он шел по улице на три шага впереди нее, maman за ним следом, взбешенная. Она была очень, очень красивой женщиной, этакая куколка с личиком мадонны, а одевалась небрежно… А Лот, всегда невозмутимый, в глазах спокойствие… Как сейчас помню. Никогда ни на что не злился, всегда так вежливо говорил «господин Тревелли»…

– Я прекрасно уживался со всеми троими papa.

– Когда maman с Тревелли друг другу надоели и maman влюбилась в Стейна, я уехала из дома. Сначала жила у отца, потом поступила в консерваторию… И больше в Голландию ни разу не ездила. Ох, эти дома… Ваш дом, Элли, дом grand-papa Такмы, всегда в идеальном порядке благодаря тетушке Адели, но мне постоянно казалось, что за каждой дверью что-то скрывается, ждет до поры до времени… А дом grand-maman, и она сама у окна, во что-то всматривающаяся. И тоже чего-то ожидающая… Чего? Не знаю. Но на меня это так давило. Я мечтала о чистом воздухе, о синем небе, о свободе; чтобы вдохнуть полной грудью.

– Я такое тоже не раз чувствовал, – тихо проговорил Лот.

Элли промолчала, но вспомнила свое детство в доме у старика, о своем кукольном домике, в которым она, хозяйка, наводила порядок, как в отдельном мире.

– Да, – сказала Отилия, – ты, Лот, тоже это чувствовал, и поехал в Италию подышать свежим воздухом. Пожить, пожить по-настоящему… В нашей семье старшее поколение когда-то жило по-настоящему. И maman в то время еще тоже жила, но прошлое не отпускало ее… Не знаю, Элли, вообще-то я не слишком чувствительная, но все же… у меня было постоянное ощущение, что на меня давит то, что уже давно миновало… И я не выдержала. Мне хотелось жить собственной жизнью.