О старых людях, о том, что проходит мимо

– Это правда: ты добилась полной свободы, – сказал Лот. – Еще более полной, чем я. Я не мог и не могу оставить maman. Я ее люблю. Не знаю почему, но я воспринимаю ее не как мать. Но все равно люблю ее, мне ее часто так жалко. Она – ребенок, избалованный ребенок. В молодости ее слишком носили на руках. Мужчины были от нее без ума. А теперь она состарилась, и что у нее осталось? Ничего и никого. Они со Стейном – как кошка с собакой. Стариться – это ужасно. Особенно для такой женщины, какой она была. Для женщины, скажем честно, созданной для любви. Maman всегда жила одной любовью. Она – бесхитростная натура, она нуждается в любви и ласке до такой степени, что готова нарушить условности. Она соблюдала их лишь до поры до времени. А если кого-то любила, то добивалась своего.

– Но зачем она всякий раз выходила замуж? Я же не замужем, хотя тоже люблю.

– Отилия, maman жила в другое время. Тогда все женились. Да и теперь тоже. Мы вот с Элли поженились.

– Ничего не имею против, если вы уверены, что счастливо проживете вместе всю жизнь. Могла ли maman с уверенностью сказать это хотя бы про одного из своих трех мужей? Она по всем троим сходила с ума.

– А теперь всех трех ненавидит.

– Значит, ей не следовало выходить замуж.

– Но maman жила в другое время. И, Отилия, как я уже говорил, в наше время люди тоже женятся.

– Ты осуждаешь меня за то, что я не выхожу замуж?

– Нет, не осуждаю. Я никогда не осуждаю других за то, что они считают для себя правильным.

– Давайте поговорим открыто и честно. Ты называешь maman женщиной, созданной для любви. Быть может, ты и меня так называешь.

– Я мало знаю о твоей жизни.

– Я жила с мужчинами. Если бы я придерживалась тех же представлений, что и maman, точнее, тех же подсознательно усвоенных условностей, я бы выходила за них замуж. Я любила, и была любима. Я бы могла два раза выйти замуж, но я этого не сделала.

– Тебя напугало то, что ты видела в детстве.

– Да, и еще я не была уверена, я никогда не была уверена. Пожалуй теперь… теперь, Лот, я впервые уверена.

– Теперь ты уверена, Отилия? – спросила Элли.

Она взяла ее руку. Отилия казалась ей такой красивой, такой красивой и искренней, что Элли была тронута до глубины души.

– Пожалуй… Элли, теперь я уверена, что люблю Альдо и никогда не полюблю никого другого. И он любит меня…

– И вы собираетесь пожениться? – спросил Лот.

– Нет, не собираемся.

– Но почему?

– Уверен ли он?

– Но он же любит тебя…

– Да, но уверен ли он? Нет, не уверен… Мы счастливы, о, как мы счастливы. И он, он хочет на мне жениться. Но может ли он быть уверен? Нет, не может… Я точно знаю, что он не может быть уверен… Зачем же тогда надевать оковы брака? Если я рожу от него ребенка, я буду счастлива и стану хорошей матерью. Но зачем оковы? Альдо не может быть уверен, хоть сейчас мы и счастливы вместе. Он на два года старше меня. Как знать, что ждет его завтра, какое чувство, какая страсть, какая любовь… Я – я знаю, что нашла любимого человека, но также знаю, что он не может быть уверен… Если завтра ему захочется покинуть меня, то он свободен… И он найдет другое счастье, быть может, более долговечное… Что мы знаем о себе, мы, бедные людишки? Мы ищем, ищем, пока наконец не находим… Я нашла… Но он еще нет. Нет, Лот, мы не поженимся. Я хочу, чтобы Альдо был свободен и делал, что ему хочется… Я уже не молода и не хочу лишать его свободы. Наша любовь, наши тела, наши души свободны, мы полностью свободны в нашем счастье… И если я завтра стану старой, и лишусь голоса…

– Ты будешь страдать, Отилия, – сказал Лот.

– Я не буду страдать, Лот. Я буду знать, что была в своей жизни счастлива. Я получила от жизни свою долю счастья. Я не прошу ничего вечного в этом мире. Я буду довольна прожитой жизнью и буду спокойно, спокойно стареть.

– Ах, Отилия, а я так мучаюсь оттого, что становлюсь все старше и старше.

– Лот, это болезнь. Сейчас ты счастлив, у тебя есть Элли, жизнь прекрасна, на свете есть солнце, на свете есть счастье. Принимай это как есть, наслаждайся, будь счастлив и не думай о будущем…

– А ты, значит, никогда не думаешь о старости, о том, какой это ужас…

– Иногда думаю, но не считаю ужасом.

– Если твой Альдо завтра уйдет от тебя, ты останешься одна… и состаришься.

– Если он завтра уйдет от меня ради своего счастья, я приму это как должное, и я состарюсь, но не буду одна, потому что у меня останутся воспоминания о нашей любви, нашем счастье, которое сейчас – реальность и которое такое настоящее, что повторения уже не будет…

Она встала.

– Ты уходишь?

– Мне пора. Приходите к нам завтра на завтрак, хорошо, Элли?

– Да, Отилия…

Отилия посмотрела в окно. Низкое солнце пробивалось через фиолетовые и розовые облака, ветер разлегся на глади моря; вода нежно укачивала его на своей равномерно поднимающейся и опускающейся темно-синей груди, как любовника, отдыхающего после бурного неистовства.

– Какие изумительные облака! – сказала Элли. – И ветер совсем стих.

– Так всегда бывает в этот час, – сказала Отилия. – Лот, смотри, вон он…

– Кто?

– Альдо. Он ждет меня.