О старых людях, о том, что проходит мимо

– Разумеется, я никому не расскажу. Я поговорил с тобой и с Харольдом, потому что обсуждаю с ним всё. И дела, и… всё-всё! Он не раз помогал мне… На Яве, у меня там получилась грязная история… в свое время… да… в свое время… И я тогда всё-всё рассказал Харольду. А с тобой я поговорил, потому что знал, что ты знаешь…

– Да-да-да, боже мой, боже мой, так-так… Но Даан, Деркс, не говори об этом больше ни с кем!

– Разумеется, я больше ни с кем не буду говорить.

– Ни со Стефанией, ни с Антоном, ни с Отилией.

– С их дочерью…

– Да-да, с их общей дочерью. Молчи, Даан, молчи, это было так давно… И уже прошло…

– Хотел бы я, чтобы это уже прошло! Но оно еще не прошло… пока матушка… и Такма… живы…

– Да-да, нет-нет, ты прав, пока они живы, это не пройдет… Но они оба такие старые… Им осталось уже недолго жить… Это пройдет мимо, все пройдет мимо… все медленно-медленно, но проходит… Все было так давно, так-так… И люди перестали совать нос в нашу жизнь… Раньше, да, раньше чего только не говорили… о maman, о Такме… и о детях, об Антоне и о тебе после той грязной истории на Яве… и об Отилии… об Отилии особенно много… а теперь все миновало… все-все рано или поздно проходит… Мы такие старые… да-да… мы такие старые…

Он откинулся на кресле, его туша с асимметрично свисающим животом заколыхалась, казалось, еще немножко – и кресло опрокинется. Но в это мгновенье наверху раздался резкий вопль, сдавленный, но пронзительный – вопль старого человека, которого душат, – и тотчас же дверь на верхней площадке широко открылась и компаньонка закричала:

– Анна, Анна, скорей сюда!

Даан Деркс был человеком старым и опытным, но и у него от этого вопля пробежал мороз по коже.

Доктор вскочил, закачался на слабых ногах, потом наконец распрямился и закричал:

– Что случилось? Что случилось?

И оба мужчины поспешили, кто как мог, наверх следом за Анной.

Наверху были зажжены две лампы, grand-maman сидела в своем кресле с прямой спиной. Глаза, распахнутые во всю ширь, смотрели в пространство с застывшим выражением ужаса, рот после сдавленного вопля остался открытым и зиял темной пустотой, одна рука приподнялась и указывала пальцем в угол комнаты рядом с этажеркой. Так она и сидела, неподвижная и окаменелая, с замершим пристальным взглядом и открытым ртом, с окаменелым выражением ужаса на старческом лице, с неподвижной рукой, указывающей в угол, как будто она уже никогда не сможет эту руку опустить. Компаньонка с Анной, испуганные, одновременно подбежали к ней и стали спрашивать:

– Мефрау… мефрау… Что с вами? Вам плохо? Вам плохо?

– Та…ам! – произнесла Пожилая Дама, заикаясь. – Там… Там!!!

И продолжала напряженно смотреть все в тот же угол и указывать туда рукой. Двое мужчин остановились на пороге и невольно посмотрели в угол рядом с этажеркой. Там ничего не было, и только Пожилая Дама видела там Это: Оно вставало перед ее взором в момент обострения многолетних мучительных угрызений совести… Но вот она увидела его, она видела его отчетливо в течение десяти, двадцати секунд – и на это время окаменела, застыла, и ее старая кровь остановилась в жилах. Затем она почувствовала толчок, рука упала на колени, туловище откинулось на подушку у высокой спинки кресла, глаза закрылись…

– С мефрау такое бывает, – сказала шепотом старая Анна.

Все они, кроме Даана Деркса, знали, что с мефрау такое бывает. Все принялись хлопотать вокруг мефрау. Сознания она не потеряла. Уже вскоре у нее открылись глаза, и она узнала доктора, узнала обеих женщин, но не могла узнать сына Даана. Пристально смотрела на него, потом вдруг вздрогнула, точно пораженная неким сходством.

– Матушка! Матушка! – закричал Даан Деркс.

Еще какое-то время она смотрела на него пристально, но постепенно поняла, что перед ней не материализация того, что она только что видела в углу, что перед ней ее сын, похожий на отца – того, которого она сначала любила, а потом возненавидела. Пристальный взгляд угас, но на лице, по которому пробежала дрожь, так и остались глубокие морщины, словно нанесенные инструментом гравера. Чтобы полностью привести ее в чувство, Анна принялась легонько массировать ей ладони и запястья, пока не восстановилось кровоснабжение.

– В постель, – пробормотала Пожилая Дама, – в постель…

Мужчины вышли из комнаты, предоставив ее заботе женских рук. На первом этаже внизу лестницы царила полумгла, длинные тени дрожали в гробовой тишине.

Даан Деркс схватил за локоть доктора, с трудом спускавшегося по ступенькам, шагавшего то больной, то здоровой ногой.

– Что она увидела? – спросил Даан Деркс.

– Тсс! – ответил старый доктор. – Да-да… так-так!

– Так что же она увидела?

– Она увидела Деркса… твоего отца…

В кухне испуганно мяукала кошка.

VI