И хотя расшифровка подлинной картины положения пришла совсем из другой области – из области экспериментальной композиции в кино – для стройности изложения нам здесь очень подходящ этот выпад против Вагнера со стороны Макса Нордау – Макса Нордау, столько же усмотревшего, сколько проморгавшего из того феномена, который совершался в становлении программы Вагнера;
[«…Стремление пятиться к первоначальным формам – характерный признак вырождения и коренится в глубочайших его свойствах. …Вагнеровский синтез искусств – яблоко той же породы. Его «Искусство будущего» – это произведение не будущих, а давно прошедших времен. То, что у него кажется развитием, на самом деле движение вспять, возвращение к первобытным, а то и доисторическим ступеням развития» (М.Нордау. Собрание сочинений в 12-ти томах. Киев, 1902).]
«А ведь правда!» – срывается с уст, прочитав отрывок.
Так или не так, к чему и отчего – пока неизвестно.
Но действительно похоже.
А может быть, такой же принцип лежит и на тех шести примерах, выхваченных наугад из метода искусства, что мы приводили выше.
Очеловеченный конь и…тотемизм.
Тополя и звезды и… анимизм.
Где же это мы встречали такое же описание?.. У Энгельса, конечно! (цитата),
Разве мы не знаем львиц и т.д.
Разве мы не знаем о родах и воротах…и не надо oliges79, когда кто-либо охотится (Лир).
Разве не там же зуб медведя – pars pro toto80 .
Но ведь все это уже факты отнюдь не разрозненного порядка – все это факты, принадлежащие к совершенно точному комплексу явлений.
К комплексному, диффузному, т.е. первобытному мышлению.
Мало того – к тем состояниям психики, которые либо филогенетически повторяют их – в детском мышлении, или в патологических явлениях – регрессируют к нему. (Сон, наркоз, шизофрения).
«Но полноте, правда ли это, так ли это?!»
Проверим… наоборот, выхватим из черт хорошо нам известного фонда две-три и посмотрим – найдется ли в методике искусства соответствующий «аналог» к ним.
Возьмем, казалось бы, самый невероятный случай.
Бороро, Бирман, Давыдов.
Fehlhandlung81 (Кретчмерова курица) и техника сцены, пьесы.
Первичная ритмичность и непременная ритмизация в аффекте.
Прекратите игру! Вы что же – хотите сказать, что метод искусства есть возврат нашего светлого, современного интеллекта на сумеречную стадию первобытного мышления? Вы хотите поставить это великое культурное дело «нас возвышающего обмана» на один уровень с наркозом, сном, ши-зо-фре-ни-ей!
Постойте» постойте! – если бы мы были Максами Нордау, мы поступали бы так, и делали бы и последовательный отсюда следующий шаг: мы отменили бы искусство.
Но Нордау видел лишь одну сторону явления. Диалектика же учит нас смотреть на явления со всех сторон и в целом. И тут-то для искусства раскрывается совсем иная картина, чем для возможных или невозможных аналогов, напоминающих областей и пр.
Что имеет место в искусстве.
Однако, можем ли мы себе представить область искусства, где, действительно, оказывалась бы только одна образующая, к примеру «нижняя».
Характерным признаком ее была бы почти полная
В нем сходятся люди, чтобы в количестве нескольких тысяч затаив дыхание, следить за тем, как человек, поставив стул на столько-то стульев, а их на столько-то столов и упершись носком в горлышко бутылки, поставленной на ножке перевернутого верхнего стула, старается сохранить равновесие; как он же ловит баланс, неподвижно стоя с зонтом или быстро скользя по натянутой проволоке. Игра его умышленных потерь равновесия и его вновь уловимый баланс вызывают крики восторга.
Но вот те же тысячи глядят, как «маг» и волшебник из рукава раз за разом извлекает платки, живых поросят, голубей, чашу с водой, зажженую лампу, живого зайца…
Программу завершает человек в цветистой венгерке, который на глазах почтеннейшей публики укрощает, «одомашнивает» целую свору дико ревущих тигров» львов и белых медведей…
Полистайте историю цирков – так было. Полистайте историю нашего цирка с <19>17-го и убедитесь – так не может не быть: все попытки «политизировать» цирк, осмыслить его, сделать актуальным и злободневным, обогатить новыми нетрадиционными номерами – ни к чему не приводят (одни лишь клоунские антрэ да куплеты, и то в очень поверхностной форме чрезвычайно невысокого уровня – изредка бывают злободневны).
Так же «летят» с трапеции на трапецию полеты.