Вы на волоске от сексуальной свободы; она здесь, в вашем распоряжении. От вас требуется лишь найти или создать ее. Если раньше мы были уродливыми, теперь мы можем стать красивыми… Вы пережили травму, но вы можете восстановиться, просто держите себя в руках. Это работа, которую придется выполнить, но это правильная работа. Работайте над своим стыдом, возможно, даже сражайтесь с теми, кто стыдит вас, и тогда вы станете свободны. В конце концов, вы станете цельной и вернете себе удовольствие, дарованное вам природой. Человек имеет право трахаться и испытывать оргазм. Не стесняйтесь делать это со своим телом, потому что это хорошо. Феминистки и сторонники сексуальной свободы знали об этом, поэтому их движению пришел конец. В наши дни об этом уже знают
Когда-то настаивать на том, что секс является необходимым или попросту доступным благом, было радикально и маргинально, но теперь это основная, институционализированная идея. Вовсе не претендуя на радикальность, она одновременно является идеологией патриархата и большинства его противников, разрозненного, разнородного набора дискурсов, объединенных общей целью. Это оптимизм, который настойчиво и жестоко возвращает нас к работе над сексом.
Я не разделяю этого оптимизма.
Если сексуальная свобода стала ничем иным, как жестоким требованием «возвращения к работе над сексом», если кажется, что этот мандат исходит от каждого, от инцелов до Бейонсе, от радикальных квир-персон до «бывших феминисток второй волны с бордовой помадой и дешевым мелированием» (как недавно выразились о межпоколенческой феминистской войне), то я понимаю, почему может казаться жизненно важным отвергнуть эту идею. Но C. E. не просто отвергает давление, заставляющее ее быть сексуальной. Этот протест против сексуального оптимизма означает отказ от любой связи между сексом и освобождением, исцелением, добродетелью, расширением прав или политикой. Эта позиция безразлична к тому, исходит ли такой оптимизм из феминистких, гетеро-/мейнстримных или квир-кругов. Императив «желанию сексуальной свободы необходимо учиться» можно найти и на страницах
Эссе С. Е. было опубликовано в научном журнале, но масштаб рассказанной в нем истории намного шире. Чаще всего это нравоучительные переработки разнообразной феминистской и квир-истории последних десятилетий. И всё ради того, чтобы прийти к выводу (как, например, в 2019 году это сделала Мойра Донеган, в своем переосмыслении деятельности Андреи Дворкин), что «окончание сексуальных войн не привело к раскрепощению мира, как того ожидали феминистки вроде [Эллен] Уиллис. Вместо этого на смену продуманной про-сексуальной точке зрения, которую отстаивала Уиллис, пришел более индивидуалистический и компромиссный подход к правам женщин, который акцентирует внимание не на проекте „освобождения“ второй волны, а на упрощенной, менее амбициозной и более дружелюбной к рынку идее „расширения прав“. Со временем сексуальная открытость третьей волны стала столь же назойливой и безразличной в своем продвижении всех аспектов сексуальной культуры, как и некоторые феминистки, настроенные против порнографии, осуждавшие сексуальные практики в условиях патриархата». В журнале
Есть много веских аргументов о негативных последствиях, ассимиляции, границах индивидуального расширения прав и коммодификации этого освободительного импульса. Добавьте массу историй, рассказанных в рамках движения #MeToo – свидетельств широко распространенных, непрекращающихся случаев сексуальных домогательств и насилия, и станет ясно, почему некоторые чувствуют необходимость в отказе от риторики освобождения, сдержанно описывают чудовищные и распространенные отношения (гетеро)сексуальной власти и сожалеют об идиотизме тех людей, которые, пусть и из добрых побуждений, приветствуют сексуальную открытость и думают, что смогли что-то изменить, но по разным причинам так и не справились с этой задачей.