О свободе: четыре песни о заботе и принуждении

Для многих, кто вырос в 1980-е и 1990-е, поддержка секс-позитивности не имела ничего общего с низведением феминистских или квир-освободительных идей 1960-х и 1970-х годов к жалкой неолиберальной версии расширения прав и возможностей. Речь шла о том, чтобы перед лицом злобных фанатичных моралистов, которым всё равно, живы вы или умерли (многие предпочитали, чтобы вы умерли), отстаивать свое право на жизненную силу и свое сексуальное выражение, даже если культура утверждает, что ваше желание – это смертный приговор, и если оно вас убьет, вы этого заслужили. Вместо радуги и солнышка (или дешевого пива, секса втроем и хот-догов) слово «позитивный» отсылало к положительному ВИЧ-статусу (как в журнале POZ); быть секс-позитивным в этой обстановке означало говорить о презервативах вместо карантина. Как отметила лесбиянка и самопровозглашенная секс-радикалка Эмбер Холлибо, в 1990-е основавшая Лесбийский проект по борьбе со СПИДом (LAP) в рамках организации «Кризис здоровья у гомосексуалов» (GMHC): «Низведенные до сексуальных изгоев геи, дрэг-квин, лесбы и небелые квир-мужчины, их сестры и братья, различные сообщества борцов за сексуальную и расовую справедливость выступали и выступают за секс, изо всех сил пытаясь отстоять свое право на желание даже перед лицом эпидемии и вируса, передающегося половым путем. Мы не собираемся стыдиться собственных желаний или отрекаться от иммунного статуса. Это было поистине ужасающее время. Но тем не менее, хоть мы и были зачастую неправы, мы были гениальными, мы были смелыми».

Такая позиция резко противоречила настойчивому сексуальному морализму некоторых феминистских групп, участвующих в сексуальных войнах (таких как «Женщины против порнографии»). Она побудила многих феминисток (таких как Холлибо) заменить рефлексивную приверженность гендерной солидарности на квир-содружество, что в данном случае означало общность с «сексуальными изгоями, геями, дрэг-квин, лесбами и небелыми квир-мужчинами, их сестрами и братьями, различными сообществами борцов за сексуальную и расовую справедливость», а не с представителями кампаний по защите прав человека. (Рассуждая о том, чему ее научила сексуальная открытость гомосексуальных мужчин, открытость, которой ей мучительно не хватало в определенных феминистских кругах, Холлибо пишет: «Они не решали, что что-то плохо, прежде чем попробовать это на вкус»[76].) Получившаяся дискуссия позволила многим женщинам, в том числе и мне, заявить о своем возбуждении и развратности в терминах, которые допускал феминизм, но значение которых изменила квир-культура. Можно утверждать, что, с учетом жестокого наследия гетеросексуальности, секс-позитивность была (или остается) доступнее для квир-сообщества, чем для гетеросексуалов. Но чему меня научили путешествия между мирами, так это тому, что большинство сексуальных уроков легко поддаются переносу; концепция доброкачественной сексуальной вариативности может быть применима не только к квир-людям (даже «квирность» может относиться не только к квир-людям).

В свете этой истории обвинение Донеган в том, что «секс-позитивность третьей волны» стала «грубой и неинтересной в своем продвижении всех аспектов сексуальной культуры», кажется мне подменой понятий. Кто все эти некритически настроенные, нелюбопытные, беспечные несмотря ни на что секс-позитивные женщины и/или квир-персоны, которые не осознавали всю опасность или вред, связанные с сексом? В то время каждая «секс-позитивная» персона на моей книжной полке – не говоря уже о моей жизни – была хорошо знакома со всевозможными сексуальными искривлениями: Энни Спринкл. Виржини Депант. Джоан Несле. Эмбер Холлибо. Дороти Эллисон. Дэвид Войнарович. Сэмюэл Р. Дилэни. Эссекс Хемфилл. Марлон Риггс. Патрик Калифия. Лесли Фейнберг. Нейланд Блейк. Гейл Рубин. Мишель Фуко. Брюс Бендерсон. Эрве Гибер. Сильвия Ривера. Айлин Майлз. Грег Бордовиц. Мишель Ти. Список можно продолжать бесконечно. Большинство из этих людей хорошо знакомы (или были хорошо знакомы) с сексуальным насилием, секс-работой и сексуальным преследованием; некоторые умерли от СПИДа, потеряли из-за СПИДа многих друзей или старались изо всех сил помочь умирающим. Предполагать, что их наследие растворилось в затухающей, удобной рынку версии расширения прав и возможностей – поразительное умаление того, что оно по-прежнему способно предложить.