О свободе: четыре песни о заботе и принуждении

Изучение собственной роли в распределении власти и любых доступных нам либидинальных инвестиций пошло бы нам на пользу. Когда я, например, слышу, что слава, харизма, талант и успех писателя (художника, участника группы и так далее) наделили его определенной властью (в стиле вокалиста Pinegrove), я становлюсь крайне подозрительной, потому что это уравнение кажется мне гендерным феноменом, направленным лишь в одну сторону. То есть, ни разу в моей литературной жизни я не слышала слов вроде: «Должно быть, все киски теперь твои», как Та-Нехиси Коутсу сказал один «немолодой чиновник» от литературы после успеха «Между миром и мной». (См. также мемуары рок-музыкантки Кэрри Браунстайн «Голод делает меня современной девушкой», в которой она резюмирует общеизвестный факт, знакомый всем рок-музыканткам: «Люди часто спрашивают меня о групи в гастрольном туре, был ли у меня случайный, бессмысленный и супер-горячий секс. Ответ – нет. На все эти вопросы. У нас никогда не было групи. Из-за этой грустной короткой фразы мне бы хотелось, чтобы они были, тогда я могла бы написать: „О, да, конечно, у нас были групи! Бесконечные, бесчисленные толпы групи. Рог изобилия групи, до ушей групи, групи на несколько дней“… Мужской сценический образ и есть власть; сценический образ женщины делает ее менее женственной, далекой и непознаваемой, а значит, опасной»). Есть исключения – квир-групи и групи-лесбиянки тоже существуют, а некоторые храбрые гетеросексуальные парни западают на сильных харизматичных женщин. Но каждый раз, когда докса утверждает, что секс превозносит мужчин и унижает женщин, лишь одна из версий такой динамики остается актуальной. (См. Крисси Хайнд: «Групи мужского пола – это фанат. Это не то же самое. Групи-мужчина вряд ли собирается предложить вам минет».)

Докса – не отдельная от нас сила, которая только влияет на нас извне. Мы играем определенную роль в ее создании и поддержке. Представление о том, что (мужчина) вокалист на сцене или (мужчина) писатель, получивший Пулитцеровскую премию, имеет над нами власть и хранит ключи от нашего творческого или профессионального королевства, – не объективный факт, который одинаково воспринимают или признают все. Есть и другие способы осмысления окружающих нас условий и действия в соответствии с ними, и многие из них были придуманы теми, кто нашел выход из безвыходной ситуации[86].

ИСТОРИЯ, КОТОРУЮ НАМ РАССКАЗЫВАЮТ – СВОБОДА ОТ + СВОБОДА НА – ТАЛАНТЛИВЫЕ И СМЕЛЫЕ – ТЕМНЫЕ КОМНАТЫ – КВИР-УРОКИ – ВСЕГДА ВОПРОС ВЛАСТИ – У МОЕГО ТЕЛА НЕТ НИЧЕГО ОБЩЕГО С ТВОИМ – ПРАВДИВЫХ ИСТОРИЙ НЕ СУЩЕСТВУЕТ – МИФ О СВОБОДЕ – ДРУГОЕ НАСТОЯЩЕЕ

Несколько лет назад, выходя из метро на станции Астор-Плейс, я оказалась на «Параде Шлюх» в Ист-Виллидж на Манхэттене. Вообще говоря, зрелище было потрясающим. И всё же я то и дело вспоминаю, что первым, что я увидела на улице, была группа молодых женщин с наклейками на сосках, в джинсах с низкой посадкой и с баннером: «У МОЕГО ТЕЛА НЕТ НИЧЕГО ОБЩЕГО С ТВОИМ». Хотя этот слоган и не был новым, в данном контексте он казался настолько неверным, что был почти комичным. Во-первых, для того, чтобы удержать баннер, нужно было как минимум пять женщин, поэтому пять тел объединились, чтобы сообщить, что тела не имеют ничего общего друг с другом. Кроме того, заявление было сделано на марше, цель которого – показать, как одни тела связаны с другими, посредством публичного скопления скудно одетой плоти, способной привлечь внимание и остановить дорожное движение. Я понимала, что «твое тело» с плаката – это тело воображаемого врага или злоумышленника, но, учитывая, что любой прочитавший его, вероятно, принимал лозунг на свой счет, плакат производил странный эффект: втягивал вас в диалог только ради того, чтобы доказать вашу нерелевантность… В связи с ним я не без грусти вспомнила о самом сексе, где активность, якобы направленная на «сближение» двух или более тел, мерцает и гаснет в драме тел, утверждающих свою независимость или отчужденность друг от друга.