О свободе воли. Об основе морали

Proton pseydos[155] Канта заключается в самом его понятии об этике, которое всего яснее выражено им на с. 62 (R., с. 54): «В практической философии, где мы не ставим себе задачей выяснять основания того, что происходит, а рассматриваем законы того, что должно происходить, хотя бы никогда и не происходило…»[156] Это уже прямое petitio principii[157]. Кто сказал вам, что существуют законы, которым должно подчиняться наше поведение? Кто сказал вам, что должно происходить то, чего никогда не происходит? Что дает вам право заранее принимать это и сообразно тому тотчас навязывать нам, как единственно возможную, этику в законодательно-повелительной форме? Я говорю, в противность Канту, что этик, как и вообще философ, должен довольствоваться объяснением и толкованием данного, т. е. действительно существующего или совершающегося, чтобы прийти к его уразумению, и что здесь ему предстоит еще вдоволь дела, гораздо больше, чем сделано до сих пор, в течение тысячелетий. Соответственно указанному кантовскому petitio principii, уже в предисловии, вполне относящемся к вопросу, прежде всякого исследования принимается, что существуют чисто моральные законы, – положение, которое сохраняет свою силу и потом, составляя глубочайшую основу всей системы. А мы все-таки хотим сначала исследовать понятие закона. Подлинное и коренное значение его ограничивается гражданским законом (lex, nomos), человеческим учреждением, зависящим от человеческого произвола. Другое, производное, фигуральное, метафизическое значение понятие закона имеет в своем применении к природе, в которой постоянно одинаковые способы действия, отчасти познанные a priori, отчасти подмеченные эмпирически, мы в виде метафоры называем законами природы. Лишь очень небольшая часть этих законов природы может быть усмотрена a priori и составляет то, что остроумно и искусно выделено Кантом и объединено под именем метафизики природы. Конечно, и для человеческой воли существует закон, поскольку человек принадлежит к природе, притом закон строго доказуемый, непреложный, не допускающий исключений, твердый как скала, который не vel quasi[158], подобно категорическому императиву, а действительно ведет к необходимости: это – закон мотивации, особая форма закона причинности, именно – причинность, прошедшая через познание. Вот единственный доказуемый закон для человеческой воли, которому последняя подчинена как таковая. Он гласит, что всякий поступок может совершиться лишь вследствие того или другого достаточного мотива. Это, как и вообще закон причинности, есть закон природы. Существование же моральных законов, независимых от человеческого установления, государственного устройства или религиозного учения, нельзя допускать без доказательства; таким образом, Кант, делая подобное допущение, повинен в petitio principii. Оно представляется еще более дерзким, когда он немедленно затем, на с. VI предисловия, добавляет, что моральный закон должен действовать с «абсолютной необходимостью»[159]. Но такого рода необходимость всегда имеет своим признаком неизбежность следствия; а какая же может быть речь об абсолютной необходимости по отношению к этим якобы моральным законам, в качестве примера которых Кант приводит «du sollt (sic) nicht lugen» («Ты не должен лгать»), – ведь, как известно и как он сам соглашается, законы эти большею частью, даже как правило, остаются без последствий. Чтобы принимать в научной этике помимо закона мотивации еще другие, исконные и от всякого человеческого установления независимые законы для воли, их нужно доказать и вывести во всем объеме их существования, – если желают не только рекомендовать в этике честность, но и практиковать ее. Пока таких доказательств не приведено, я не признаю для введения в этику понятий закона, предписаний, должного никакого иного происхождения, кроме как не имеющего ничего общего с философией, а именно – моисеевских заповедей. На это происхождение наивно указывает даже и в вышеприведенном, первом из выставленных Кантом примеров морального закона, орфография «du sollt». Но понятие, которое может указать для себя только подобное происхождение, не имеет права, таким образом, без околичностей проникать в философскую этику: нет, его надо отослать прочь, пока оно не получит себе удостоверения и пропуска в виде правильного доказательства. В нем мы имеем у Канта первое и грубое petitio principii.