Читаем О тех, кто в цирке не смеётся полностью

Для учёта своего складского имущества он изготовил и постоянно использовал штамп, размером со школьную тетрадь и этим штампом всё клеймил по схеме «конверта». На простынях, наволочках он ставил по пять штампов черной мастикой. Постельное бельё солдат из белого сразу становилось черным, с небольшими белыми просветами. Нижнее солдатское белье клеймить ему тоже доставляло большое удовольствие: нательную рубашку он клеймил с двух сторон: на спине прямо по центру, на груди с левой стороны, на кальсонах он ставил клеймо на «срамное место» и говорил, что так положено по инструкции. Но наибольшее удовольствие ему доставляло клеймить офицерские полушубки. Если кто-то не знает, то офицерские полушубки изготавливались белыми снаружи и с белым мехом овчины внутри. Так вот, своё тавро он с наслаждением ставил между лопаток офицерского полушубка. Вид был у одежды ужасный: ходишь как с мишенью сзади. Ни в одной части так никто не ходил, только в этом батальоне. А вот повлиять каким – то образом на него никто не мог или не хотел. Так что Кошелев, таким образом, удовлетворял свое самолюбие, повышал свою самооценку.

Но больше всего Соломатина, да и Капустина тоже, к тому времени они уже сдружились, возмутила циничная хитрость Кошелева, применённая к собственным детям.

У него был второй брак. В этом браке было двое детей, а в предыдущем осталось трое. По суду ему были назначены большие алименты на оставленных детей. Так, чтобы уменьшить эти выплаты, он развёлся и с той женщиной, с которой продолжал проживать. Но теперь алименты были назначены и детям от второго брака. То есть половина его денежного содержания первоначально уходило троим детям, а теперь пятерым. Тем самым, он 20% алиментов отобрал у тех детей и оставлял себе.

Так именно к этому прапорщику на склад пришли менять свои красные фуражки Соломатин и Капустин.

У таких хитрецов, как Кошелев, всё всегда засекречено. Когда одевали призванных на службу офицеров в окружных складах, всё заставляли мерить. А здесь, прапорщик извлек в дальнем углу, из какой – то матрасовки две фуражки и подал офицерам. Они были одинакового размера. Капустину она более – менее подошла, а Соломатину была очень велика.

– Дай другие фуражки примерить. Эти нам не подходят.

– Чем это они не подходят. Фуражки как фуражки.

– Ты носишь по размеру головы, и нам тоже нужны по размеру головы.

– Других нет. Не нравятся, ходите в своих красных.

– Капустин вскипел моментально.

– Ах ты, шкура, крохобор! Тебе что, на продажу не хватает фуражек?

– Товарищ старший лейтенант! Будете оскорблять меня, я пожалуюсь комбату.

Капустин вновь вскипел и уже раскрыл рот, но Андрей его быстро урезонил:

– Серега, успокойся. Хрен с ним, с этим прапорщиком и с его фуражкой. Два года мы и в таких проходим, а вот он долго не протянет, таких быстренько «к ногтю» прибирают.

Они вышли со склада, и пошли по своим делам. По дороге Сергей ещё возмущался:

– Ну как!.. Нет, ты посмотри, как в такой фуражке ходить? И он при этом несколько раз резко повернул голову вначале влево, затем вправо. Зрелище в самом деле было смешное: голова поворачивалась, а фуражка оставалась на месте. Козырек её продолжал смотреть в направлении, куда они шли.

– Ладно, Серёга, не переживай. Через два года у нас головы станут по форме фуражки и будут крепко держаться на голове, как у кадровых офицеров, так, что даже на открытом кузове машины при езде слетать не будут!

Но дома они подошли к решению задачи технически: из куска линолеума вырезали полоску, шириной с околыш фуражки и вставили её под кожаный отворот. Диаметр фуражки существенно уменьшился. Такую уже носить было можно.

13. Капустин

Пожалуй, каждому доводилось видеть воинский парад. Если не воочию, то по телевизору с Красной площади точно.

Смотришь на строй: парни все как на подбор молодые, высокие, подтянутые, спортивные и одного роста. Все одеты одинаково, прямо с иголочки: одинаковые шинели или бушлаты, оружие, обувь… И даже головные уборы однообразно лихо покрывают бравую голову. У них и шинели заканчиваются на одинаковой высоте над землёй, хоть ниточку натягивай и проверяй! Глядишь и душа радуется, до того всё красиво! А когда они маршируют коробками, строго соблюдая дистанцию, темп марша, когда одновременно чётко на одну и ту же высоту поднимают локоть руки, строго выдерживая угол сгиба, а потом одновременно опускают её, отбрасывая на одинаковое расстояние от корпуса, держа её по струнке вытянутой, это можно сравнить только лишь со сценическим номером. У них даже полы шинелей, как дрессированные животные, одновременно взлетают вверх на одинаковую высоту и так же одновременно прижимаются к ногам марширующих. Девушки смотрят, на такое зрелище влюблёнными глазами, а мальчишки ахают и желают тоже становиться военными.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза
Обитель
Обитель

Захар Прилепин — прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий «Национальный бестселлер», «СуперНацБест» и «Ясная Поляна»… Известность ему принесли романы «Патологии» (о войне в Чечне) и «Санькя»(о молодых нацболах), «пацанские» рассказы — «Грех» и «Ботинки, полные горячей водкой». В новом романе «Обитель» писатель обращается к другому времени и другому опыту.Соловки, конец двадцатых годов. Широкое полотно босховского размаха, с десятками персонажей, с отчетливыми следами прошлого и отблесками гроз будущего — и целая жизнь, уместившаяся в одну осень. Молодой человек двадцати семи лет от роду, оказавшийся в лагере. Величественная природа — и клубок человеческих судеб, где невозможно отличить палачей от жертв. Трагическая история одной любви — и история всей страны с ее болью, кровью, ненавистью, отраженная в Соловецком острове, как в зеркале.

Захар Прилепин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Роман / Современная проза