О тех, кто в цирке не смеётся

Дембеля придумывают для молодежи такие издевательства, что волос дыбом становится и не может опуститься на место!

Казалось бы, имеется ротный командир, взводные, старшина, в конце концов. Выявил одного-двух заводил, наказал их как следует, чтобы и другим неповадно было, и всё прекратится.

Но суть в том, что именно офицеры поддерживают и подпитывают своими распоряжениями, действиями всю эту мразь!

Самое первое собрание офицеров батальона, на которое попал Соломатин в начале своей службы, было «судом офицерской чести».

Андрей по книгам знал такое понятие «суд офицерской чести».

В старой русской армии проводили такие суды нечасто, но, когда этого требовал проступок офицера, то его товарищи – сослуживцы, высказывали в лицо свое негодование, осуждали действия провинившегося и постановляли «разжаловать его в рядовые». Над головой осужденного преломляли клинок шпаги и всё, он терял статус офицера.

Здесь же оказалось, что командир первой роты капитан Рудаков систематически пьёт «горькую», уходит в длительные запои, в ходе которых он не в состоянии покинуть расположение роты в течение нескольких суток. Он живёт в своем кабинете, даже не выходя на улицу. Там он спит, там он ест, солдаты приносят из столовой еду, там у него стоит отхожее ведро, которое каждое утро солдаты выносят в туалет и моют начисто, чтобы никакого запаха не было, туда солдаты приносят ему водку, которую, уходя в самоволку по его приказу, покупают в магазине «Мостоотряда». А по ночам ему, как настоящему алкоголику не спится. Тогда он устраивает подъем своей роте и, прогуливаясь вдоль ряда солдат, выбирает физиономию, которая ему сильно не понравилась и бьет в неё со всего размаха кулаком. И таких, непонравившихся ему, бывает по несколько человек.

Начинающий офицер Соломатин слушал всё это и своим ушам не верил. А уж, когда слово взял секретарь парторганизации и начал свою нравоучительную речь с того, что вот, мол, коммунист Рудаков ведет себя неподобающим образом, для старшего лейтенанта Соломатина мир просто перевернулся.

Он в ужасе сидел и думал: это ведь офицер, командир своих солдат, да ещё и коммунист! Что может случиться, если вдруг наша бригада попадет в Афганистан? Да там первым делом полягут все командиры. Причем с пулевыми ранениями в затылок. Свои же угнетенные солдаты с ними мигом рассчитаются.

Но эту созревшую в голове мысль он тогда не высказал. Всё же это было всего лишь первое в жизни собрание офицеров.

Но в дальнейшем всё же высказал, ненамного позже. Это было уже партийное собрание. А на партийном собрании действует не воинский устав, а партийный. Это даёт всем присутствующим равные права голоса.

К этому времени «дедовские» отношения полностью захлестнули часть, и нужно было как-то перебарывать ситуацию. Все были озадачены и боролись с ней каждый так, как он понимает. Чтобы упорядочить и разработать общую стратегию, собрали партсобрание.

Вот где Соломатин стал недругом кадровых офицеров.

Взяв слово для выступления, он сказал:

– Та борьба, что вы организовали с дедовщиной, направлена не на её искоренение, а на её углубление. Как можно бороться с одним нарушением с помощью другого? Вы все имеете, выражаясь простым солдатским языком «стукачей», вы же их называете осведомители. Таких в роте или боятся, или избивают. А побороть её можно только в открытой борьбе. Все командиры роты должны поочередно по ночам дежурить в своем подразделении, пресекать на корню малейшие проявления неуставных отношений. То есть предупреждать возможный проступок, а не бить по уже свершившемуся факту. И вообще, все неуставные отношения среди солдат – это порождение офицерской среды. Что у нас вытворяет командир первой роты, извините, до сих пор ещё коммунист Рудаков? Всем известно! А какое он понёс за это наказание? А никакого! Совершенно дикий пример вседозволенности старшего над младшими.

– Вы, товарищ Соломатин не обобщайте на единственном примере, – перебил выступление начальник штаба капитан Барабаш.

Мы солдат не избиваем, а боремся с неуставными отношениями, как нам предписано.

– А я считаю, что рыба гниет с головы, и вы лично способствуете процветанию дедовщины в нашей части.

– Кто, я? Вы, товарищ коммунист, выбирайте выражения, а то ведь за оскорбление я могу к Вам и претензии предъявить.

– Вы, товарищ коммунист Барабаш мне ничего не предъявите, поскольку должны прекрасно понимать, о чём я говорю. Вот как Вы думаете, кто в нашей части самые лучшие офицеры. Можете назвать по фамилиям, по должностям?

– Это не моё дело оценивать каждого офицера. У нас в части для этого имеется командир.

А я вижу, что именно вы оцениваете и выделяете как самых лучших офицеров – двухгодичников: Капустина, Елхова, Вяхирева и других.

– С чего вы это взяли?

– Ну как с чего? Как сказано в Уставе караульной службы? В выходные и праздничные дни в наряд назначаются офицеры из числа наиболее лучших. Так? Так! А кто у нас всегда в наряде в выходные и праздничные дни стоит? Двухгодичники, «пиджаки»!