О Туле и Туляках с любовью. Рассказы Н.Ф. Андреева – патриарха тульского краеведения

То были два довольно замечательные акта, по рукописи относящиеся к 1703 г. Одна из них, если хотите, стоила печати, – это царская грамота написанная на гербовой бумаге гораздо меньше нынешней обыкновенной формы, заменившей столбцы с 1700 г., она сложена была в виде пакета и адресована так: «На Каширу стольнику и воеводе князю Никите Ивановичу Волконскому». На другом листе, писаном другим почерком: прочитали мы целый ряд объявления, из которых одно в высшей степени куриозное; оно вводит нас в искушение: мы сомневаемся в здоровье юридического мозга того, кто писал его. Предлагаем на воззрение читателя краткое извлечение из упомянутой грамоты и этого куриозного объявления, подлинники которого хранятся в нашем портфеле.

Содержание царской грамоты заключает в себе подробное изложение жалобы стольника Митрофана Данилова на вдову Авдотью Заболоцкую, которая похитила из дома Данилова 2 детей умершего родственника его Тимофея Писарева: «знатное-де дело», сказано в этой грамоте, что она, Заболоцкая, хочет яко бы и животами и всякими пожитками завладеть… Иные-де крестьяне и люди (дворовые) всякого хлеба продали Писаревых на 15 рублев, без ведома его Данилова и кому те деньги отдали, или у них, ему Митрофану не известно. Да общая карета отца их (похищенных детей) была в доме его (их отца) умершего; и ту карету с возниками (хомутами) и с шорами и с уездниками и возжами отдал он, приказчик Лаврентий и староста с товарищи вдове Авдотье Заболоцкой, и не знамо-де для чего, а цена той кареты и возниками и шоры и уздам и вожжам 45 рублев».

Из этого видно, что у нас, на Руси, еще гораздо прежде 1703 г помещики ездили в каретах не только в городах, но и в деревнях. Ценность этого экипажа и конской сбруи изумительна дешева. О похищенных детях ни слова: в то время и не такие дела творились. Вот и объявление:

«От приказной избы г. Алексина публикуется: не окажется ли кому принадлежащею шапка серого сукна оставленная неведомо кем при грабеже разных пожитков в доме алексинского помещика Скобельцина».

Неужели приказный, сочинивший это забавнейшее из объявлений, в простоте сердца предполагал, что разбойник будет столько глуп, что признает свою шапку, если бы он действительно потерял ее во время грабежа?

Само собой разумеется, что нам бы некогда было читать эти документы, ведя разговор с привратником, столько нас заинтересовавшим; да и темнота сумерек препятствовала этому занятию. Опустив оба листа в один из наружных карманов нашего пальто, мы спросили солдата:

– Скажи, служба, у кого ты покупаешь табак, который продаешь?

– В Тулу привозят его в попушах на возах из Епифановского, Богородицкого и Ефремовского уездов, где немногие помещики недавно начали сеять табак. Только эвтот самого низкого колибра.

– А как он называется?

– Амофоркой, называют и махоркой, как придется. Молодые парни, смеха ради, прозвали его сногсшибательным и даже чемеркой. И подлинно ваше высокоблагородие от одного нюха лоб затрещит у того, кто эвтой махорки отродясь не употреблял.

– Понятно, под этим названием известен нюхательный, а курительный низкого колибра по твоему?

– А курительный называют тютюном, крепок также, такое зелье, что с непривычки всю гортань, как кипятком обожжет и голова кругом пойдет от единой трубки. Тютюн курит чернь, простой народ, да подьячие выгнанные за взятки из службы, а более всех наш брат солдат тютюн курит. Солдат без трубки, как баба без юбки, говаривал наш фейерверкер Брусилов. Есть и такие охотники, которые потребляют и тот и другой, а есть и эвтакие: возьмут мокрый листок махорки, свернут в комок, да за губу в рот положат так и работают до еды. Видали мы, ваше высокоблагородие, что иные и обедают, не вынимая изо рта табачного комка, как будто корова не может расстаться с жвачкою. Подумаешь, какихкаких на свете людей не бывает: табак сосут, пострелы, как младенец грудь матери…

– По какой цене ты продаешь этот табак? Например, что стоит фунт с ног сшибательного, то есть махорки и фунт тютюна нюхательного?

– Нюхательному разные цены ваше высокоблагородие, от 6 с половиною копеек, до двугривенного, а тютюн за один фунт можно взять за четыре семерки (8 копеек серебром), а четвертка будет стоить 2 трынки (7 копеек ассигнациями).

– А разве ты сам, служба, приготовляешь его?